Каждый поцелуй с Лео идет в сравнение с первым. Все чувства эмоции и бабочки, снова оживают внутри меня. Каждое его прикосновение, словно новое. Он до сих пор может поцеловать меня так, как никогда не целовал. Его губы всегда искусно изучают мои, словно находят в них что-то. От его поцелуев пульс ускоряется так сильно, что можно почувствовать, как он бьется об отдельные участки кожи, играя с сердцем наперегонки. Если бы можно было остаться в воде хотя бы на одну ночь, я бы воспользовалась этим шансом, чтобы изучить губы Лео. Мне хотелось знать его всего так же хорошо, как он знает всю меня. Мне хотелось доводить его до чего-либо так же быстро, как он доводит меня.

С каждой минутой, луна словно становилась ярче, а вода чернее. Ее отражение действовало на меня волшебно. Я всегда плохо себя чувствовала и спала, когда полумесяц обретал полную форму превратившись в шар, но со временем, не могла не заметить, как в объятиях Лео все становилось иначе и никакая луна не могла потревожить меня.

Помню, когда мы жили в своем доме с мамой, часто проводили с ней ночи на кухне. Мое самочувствие на полную луну, досталось мне от матери, поэтому нам приходилось мучиться вместе. Я не знаю, как она реагирует на нее сейчас, но надеюсь, что ей тоже удалось избавиться от своего рода болезни.

Мои мысли часто возвращаются к тому, что моя жизнь была скучной и слишком правильной без Лео. Эти воспоминание завставляют меня восхищаться и съеживаться одновременно. Он каким-то чудным образом реагирует на меня. Я словно нахожусь под гипнозом, когда он рядом. Мое доверие к нему настолько сильное, что если бы Лео сказал мне спрыгнуть с крыши, пообещав, что словит меня внизу, я бы спрыгнула. Разве не это признак сильнейшей любви?

– Дина, - тихо прошептал он мне на ухо, выведев этим самым из приятных, ласкающих душу раздумий.

– Да.

– О чем ты задумалась?

– О прошлом, вернее, о своих прошлых мыслях.

– Пойдем, - он взял меня за руку и вывел из воды.

Я вся покрылась мурашками от холода. Лео накрыл меня полотенцем, а потом еще и пледом, усадив на расстеленное одеяло. Мы сидели словно в домике, попивая горячий чай из термоса, который Лео незаметно подложил в рюкзак. Казалось, ничего не может разрушить эти минуты, но веселые крики людей, которые уже находились не слишком далеко от нас, приносили в наш мир реальность.

Затем мы легли, смотря на звезды, мимо которых пролетали облака. Мне нравится этот вид и, когда мое тело просыхает до конца, я перестаю чувствовать холод.

– Хорошо, правда?
– спрашивает Лео, продолжая смотреть вверх и поправляя плед, который продолжал укрывать нас.

– Да, - тихо говорю я.

Когда в жизни возникают громкие моменты, ты начинаешь говорить тихо. Тебе не хочешь перекрикивать то, что происходит, или же ты боишься спугнуть это. Сейчас, как раз-таки идет громкий момент, который можно назвать также лучшим. Мне не хочется повышать тон, я не хочу прерывать музыку волн и ветра, с отголоском людей и проезжающих мимо машин. Я должна помнить этот момент, я должна запомнить, как он выглядит, потому что второго такого может не быть.

– Когда я был маленький, - начал Лео, - точнее, когда находился в детском доме, у нас был книга с картинками. Я часто садился на пол рядом со шкафом, в котором хранились игрушки, и рассматривал эти картинки. Там была одна, которая нравилась мне больше всех. На ней были изображены звезды и луна. Мне редко доводилось видеть это все вживую, потому что после шести на окна опускали жалюзи, а ночью, как ты понимаешь, никому не разрешали выходить за пределы здания. Однажды ночью, я пробрался в коридор и подбежал к окну. Оно было огромное и подоконник был очень высокий. Моя помятая огромная футболка порвалась, когда я еле как залез на него. Знаешь, что я увидел? Настоящие звезды. С тех пор, когда погода не предвещала дождя и небо было чистым, я бегал к этому подоконнику каждую ночь и разговаривал со звездами. Звезды были моими друзьями.

– И с тех пор ты продолжаешь их считать таковыми?

– Да. Пусть мне и редко удается на них посмотреть, потому что появились другие интересы.

– Хотел бы ты сейчас увидеть свою настоящую семью?

Эти слова мне дались очень сложно. Я всегда боялась детские дома, вернее, мне было от них плохо. Я считала, что в нем живут отбросы жизни, когда была маленькая. С каждым годом, я начала плакать, когда видела перед собой такое злосчастное здание. Это было что-то на психологическом уровне. Я перестала считать их отбросами и поняла свою ошибку. Детский дом - это тюрьма для невинных детей, это самый большой страх для ребенка, который уже понимает, что к чему. Когда от нас ушел папа, я боялась, что меня заберут туда. Мне казалось, что туда забирают не только детей у которых нет семьи, но и тех, у кого остался один родитель. Вроде бы, была не маленькая, но я до сих пор помню то чувство страха.

– Единственное, чего бы мне хотелось - это узнать появился ли у меня брат или сестра.

– Как думаешь, они сейчас в Лос-Анджелесе?

– Не знаю. Расскажи мне, почему от вас ушел папа, и как он с тобой обращался? Если тебе, конечно, не больно об этом вспоминать и говорить.

Лео лег на бок и подпер голову рукой, глядя на меня.

– Все нормально. Я не знаю, почему он от нас ушел. Мама никогда не хотела разговаривать на эту тему, но когда я подросла, стала более настойчивой. Мне хотелось узнать причину и, на каждый наш разговор, появлялась новая, поэтому я так и не добилась точного ответа, признания. Обращался он со мной хорошо, на самом деле, папа любил меня, если не вспоминать некоторые вспышки его гнева, а порой и моего тоже, - дунул сильный ветер, отчего я очень сильно съежилась, хоть и была под пледом.