Шрифт:
Когда осознала — смутилась, резко повернулась на каблуках, делая шаг в коридор…
Думала, что Высоцкий отстанет или направится в другую сторону, пусть им и по пути. Или любым другим способом покажет, что ни разговора только что, ни ее самой не было и нет, но когда сначала интуитивно почувствовала, что он идет следом, а потом ощутила еле заметное касание теплой ладони к ткани блузки на пояснице, по телу прошел разряд… Разом метко ударивший и под коленки, и под дых…
— Не бросайся на первое попавшееся предложение. Таких будет еще миллион. Ты должна знать, чего хочешь от жизни. И чего ты можешь добиться тоже должна знать.
Аня сглотнула, ощущая во рту абсолютную сухость.
И сама не знала, как умудрилась не запнуться и не полететь кубарем к нему под ноги.
Будто со стороны отмечала, что они идут нога в ногу, и по коридору разносится синхронный стук набоек каблуков. Мужских и женских. Его и ее…
Ане не приходилось ни ускоряться, ни замедляться. То и дело касавшаяся поясницы рука не подгоняла, но будто била током каждый раз, как девичья кожа соприкалась с кожей мужской руки через тонкую ткань.
Высоцкий говорил привычно тихо, глядя перед собой. Вряд ли ждал ответа. Просто выдержал паузу, кивнул кому-то, шедшему навстречу, после чего продолжил:
— Позиция няня — не лучший вариант для тебя. С тем же успехом можно вернуться с гитарой в переход.
И пусть Аня изо всех сил старалась разбирать и воспринимать слова, но кровь в ушах гудела все равно громче.
— Вы правы. Наверное…
Поэтому даже такой простой ответ вытолкнуть из себя было очень сложно.
— Наверное…
А стоило Высоцкому повторить ее сомневающееся «наверное», как Аня не сдержалась, повернула голову, чуть подняла ее… Увидела, что мужские губы подрагивают… И взгляд будто тоже не так серьезен, как недавно…
— Меня правда хвалил Ольшанский?
Аня спросила, понимая, что если и рискнет — то только сейчас. Выдержала взгляд Высоцкого, даже не выдала, кажется, что дыхание продолжало сбиваться каждый раз, когда мужская рука прижимала ткань блузки к коже…
— Правда.
Он ответил и только потом отвернулся, снова кивая шедшим навстречу, а вот Аня не спешила…
Смотрела на него и даже не боялась, что с кем-то столкнется. Если вдруг по курсу будет опасность — Высоцкий поможет. Направит. Подскажет.
— И насчет перспектив трудоустройства — это правда?
— Об этом тебе рано думать. Работай.
— Но вы же сказали…
— Я сказал не тебе, — Высоцкий снова глянул на девушку мельком, давая понять, что продолжать настаивать нет смысла. А она… И так не рискнула бы.
— Вы спрашивали у него, как мои успехи?
Но тут же в голове вспыхнул другой вопрос. Задав который, Аня снова мысленно замерла, готовясь к ответу, будто казни…
— Спрашивал.
Но получила помилование. Односложное. Сухое. Без взгляда… Но и его достаточно, чтобы в животе вспорхнули бабочки.
— Хотели убедиться, что я вас не опозорю?
— Хотел убедиться, что все идет так, как должно. У тебя.
И если еще секунду назад казалось, что лучше быть не может — Высоцкий сделал. Снова повернул голову, произнес спокойно, глядя в глаза и замедляя шаг, потому что совсем близко его кабинет.
— Зачем вам знать, все ли идет, как должно. У меня?
Аня и сама не знала, откуда в ней дерзость, но не сдержалась. Спросила, пытаясь поймать любой намек на эмоцию на любимом лице. Но оно, как всегда, выглядело беспристрастным.
Еще несколько шагов были сделаны в тишине, и они достигли двери в его кабинет…
Мужская рука соскользнула вниз, совсем немного задевая ткань брюк… Аня же не сдержала вздох, на который Высоцкий отреагировал полуулыбкой, заметной лишь ей одной…
И пусть интуиция кричала, что на сей раз ответ ей уж точно не светит, но Аня продолжала смотреть в глаза Высоцкого, ожидая… Чего-то…
— Ты сегодня до семи? — но он был верен себе. И бороться с ним таким — смысла никакого, поэтому…
— Да.
— Потом домой?
— Да…
— Хорошо. Поедем вместе, если хочешь. В девятнадцать двадцать жду на паркинге у лифтов. Машину сама вряд ли найдешь.
И наверняка в мире Высоцкого это было предложение, но звучало, будто приказ. Который Аня с радостью исполнит. Аня и ее бабочки…
— Хорошо.
Девушка ответила, сделала шаг в сторону, чтобы не мешать мужчине открывать дверь в свой кабинет.