— Хорошо. — согласился Гриша, закрывая глаза и расслабляясь под рукой мамы.

Из полудрёмы Евгению выдернула Тонька, которая тяжело плюхнулась с дивана и отправилась в кухню, где через мгновенье стала с хлюпаньем лакать воду. Гриша, похоже, и вовсе успел крепко заснуть, не отреагировав на шум и не заметив, как Женя осторожно передвинула его, чтобы встать и заняться домашними делами.

Достав из холодильника овощи и сыр, она за пару минут приготовила салат на ужин, сунув в тостер пару кусочком хлеба, тихо собралась и повела таксу на прогулку.

Словно почувствовав нежелание хозяйки долго находиться на улице, Тонька не вредничала. Не отвлекаясь на возвращающихся домой прохожих и подозрительные кучки мусора и прошлогодних листьев, которые уже выбивались из под тающего снега, она быстро справила нужду и послушно посеменила к подъезду.

«Перекусим и надо будет Гришку в ванну затянуть. — планировала, чем закончится этот день Женя. Короткая прогулка взбодрила её, и ложиться спать в ближайшие часы она не собиралась. — А перед этим можно и Тоньку целиком искупать, а не просто лапы вытереть. — достав из кармана брелок с ключами, рассуждала она. — И маме надо позвонить, у неё личная жизнь насыщенней моей будет. Интересно, сколько лет Валентину? Борода всё ещё рыжая, а не седая, значит, не так уж много…»

— Жень, подожди! — прервал поток её мыслей, чей-то возглас, когда она шагнула в подъезд.

Оглянувшись и не обнаружив никого поблизости, она засомневалась, что кто-то обращался именно к ней, пока не раздался хлопок закрываемой двери, и припаркованная невдалеке машина не моргнула фарами, как бывает при включении сигнализации.

Свет фонарей у подъезда не освещал тот участок, но, даже не разобрав марку автомобиля, она не подумала, что приехал кто-то из семьи Майоровых.

— Это я. — широкими шагами преодолев расстояние от машины до её подъезда, объявил Михаил Бобров. — Здравствуйте, Женя.

«Со мной опять на «вы», — уже без какой-либо обиды отметила Евгения, разглядывая его фигуру в расстёгнутом нараспашку пальто и с пакетов в руке. — А ведь и самому уже за третий десяток перевалило.»

— Приветики. Тебе исполнилось тридцать два, и ты приехал, чтобы я тебя поздравила? Только не нужно меня приглашать на свой день рождения, достаточно того, что мне приходится водить сына на детские праздники.

— Я догадался, что приглашать тебе не стоит. Будут только сослуживцы. — ответил Маша и нервным жестом взлохматил волосы на макушке, потом опомнился и, пригладив их, продолжил. — Тридцать два исполнится в понедельник… и ты молодая!

— Что, я уже перестала тебе нравиться, и поэтому не подхожу в категорию твоих предпочтений «женщин постарше»?

Женя хотела помучить явно ощущающего смущение и дискомфорт от этой темы полицейского и могла бы бросить ещё пару ехидных замечаний. Но таксе не нравилось положение, при котором она была и не на улице, и не в квартире, где чувствовала себя хозяйкой. Поэтому она начала гавкать и сделала попытку вцепиться в Мишин пакет, вынуждая пару либо разойтись по разным сторонам, либо продолжить свою беседу в более подходящем месте, чем подъезд.

— Я не это имел в виду. Просто хочу сделать всё правильно. — быстро проговорил мужчина.

— Значит, и речь приготовил? — ухмыльнулась Женя и дала отмашку. — Тогда поговорим у меня.

Пройдя мимо пустующей коморки консьержа к лифту, Евгения почувствовала, что так сильно взволновало Тоньку:

— Пахнет жареным.

— Я сегодня без обеда и на ужин курицу гриль взял. — сказал Миша, указав на свой пакет, и, зайдя следом за дамой с собачкой в лифт, под двумя голодными взглядами прижался к противоположной стенке, чтобы не дразнить их запахом. — По пути домой понял, что должен заехать и объясниться, чтобы ты плохо обо мне не думала.

На нужный этаж они поднялись молча, но прежде чем впустить мужчину к себе в квартиру, Женя предупредила:

— Мы не ужинали, поэтому курицей тебе придётся поделиться.

Михаил оказался таким же голодным, как Женя с сыном, поэтому первые десять минут они ели в уютной тишине, а потом он поймал на себя несчастный взгляд таксы, с грустным видом следящей за тем, как уменьшается количество еды на его тарелке. Прожорливая проныра в собачьей шкуре заподозрила, что в отличие от постоянных обитателей квартиры, гость не имеет иммунитета к её голодным взглядам. И она оказалась права, потому что, буркнув себе что-то под нос, Миша снял с куриной ножки мясо, положил его на салфетку и опустил на пол, где уже выплясывала от нетерпения Тонька.

— А где же профессиональна деформация, из-за которой ты должен равнодушно относиться к влажным взглядам нечестных людей и собак? — проследив за его действиями, спросила Женя.

– Я добрый. — обаятельно улыбнулся полицейский.

— Ага, добрый малый. — отзеркалила его улыбку Женя.

Ничего ей ответить Михаил не успел. Утолив голод, голос подал Гриша:

— У меня есть два пистолета. — ненавязчиво начал он. — Большой и синий мне на день рождения дядя Лёша подарил, стреляет далеко-далеко. Давай я покажу свои, а ты свои?