— А «туалетный утенок» где? — глазами показываю сыну, чтобы не говорил такие слова в сторону Егора, беру холодные ладони, прижимаю их к себе, целую, взъерошивая волосы, игнорирую циничную иронию, которую он, как ни странно, унаследовал от своего папаши, спрашиваю:

— Сынок как ты? — мой взрослый ребенок отвечает односложно, иногда косясь на стоящего позади меня мужчину, уверяет, что нормально все.

Из рассказа сына понимаю, что он вызвал скорую, когда температура стала больше тридцати девяти, сказал в интернете было написано как нужно действовать.

Господи, сейчас в век цифровых технологий можно не бояться ничего. Хорошо, что сын сознательный. Другого у меня и не могло быть: иногда думаю, что такая мама, как я, не заслуживает такого ребенка, у меня, ведь, никогда с ним не было проблем.

Сын все чаще смотрит мне за спину. Я понимаю, что у него есть вопросы, моргаю, собираясь с мыслями.

Он знает Егора, но не знает Андрея. И только общее сходство, которое заметила даже девяностолетняя бабка кричит мне о том, что врать не получится.

Нужно объяснить, что это его отец и он не умер. Но в то же время не представляю, как сделать это корректно?

Поворачиваюсь, вижу взгляд Андрея и понимаю, что он не просто замечает сходство со своим сыном, он знает наверняка.

Они, правда, похожи отец и сын. Я и сама, встретив Андрея, спустя столько времени, увидела в нем копию своего сына. Даже рост у них одинаковый: оба широкоплечие, высокие брюнеты, сын с меня ростом, практически, и это он еще не сформировался до конца.

Я ужасная трусиха, потому что, увидев выражение лица отца своего сына, испугалась еще больше.

Быстро поворачиваюсь к подростку, собираюсь с мыслями, но он, первый спрашивает:

— А этот "перец" кто? — закрываю глаза, потому что не могу смотреть в глазу своему ребенку, не понимаю, как сказать, что это его отец перед ним, и когда слышу за спиной:

— Судя по всему, твой отец, — по голосу улавливаю, что Андрей очень зол

— А ну ясно, — сын тянет слова, усмехаясь, — бабушка говорила, что ты надел "деревянный костюм", сейчас, вижу, воскрес, забеспокоился, поздновато не находишь…

— Андрей, прекрати, — перебиваю сына, я не хочу, чтобы он грубил своему биологическому отцу, а он может наговорить много лишнего, защищая меня. Он же не знает, что это я скрыла факт его рождения.

Сын, когда был маленький, никогда не изводил меня вопросами, где его папа, а я не поднимала эту тему.

Только однажды, спросил, почему его все время забирают бабушка и дедушка, когда мои родители, приходили за ним в детский садик. Они тогда не придумали ничего лучше, чтобы закрыть вопросы пятилетнего ребенка, как объявить, что его папа умер. Так мой ребенок с малых лет знал, что папы нет. Смирился. И сейчас он достаточно взрослый, наверняка, уверен, что его родной отец просто бросил нас, не взял в свое время ответственность, и теперь по закону «жанра» появился спустя много лет, чтобы узнать сына получше.

Только все не так. За все в жизни приходит расплата. Все тайное рано или поздно всплывает на поверхность.

Господи, помоги же мне.

Пока я хаотично соображаю, что мне делать, появляется медицинский работник, говорит, что можно проходить в палату, снова удаляется, оставив дверь открытой, предупреждая:

— У вас не более тридцати минут, мы закрываем центральный вход, — я киваю.

Слышу шаги Андрея по коридору, пытаясь понять, что он собирается делать. Обернувшись, вижу удаляющуюся фигуру, он идет к окну, проводя рукой по волосам, и следом закрывая на ходу ладонями лицо, поднимая голову наверх.

Я никогда себе этого не прощу. Сквозь воздух понимаю, что ему больно. Очень. Я надеюсь он меня простит.

Прерывает молчание сын, который говорит:

— Мам, — я взволнованно снова смотрю на ребенка, боясь последующих вопросов, но он, просит, — привези зарядку, телефон разрядился, — обнимаю его за плечи, мы проходим в палату. Я молюсь чтобы Андрей ушел, я смогу ему объяснить все позже, попрошу прощения, встану на колени, если потребуется.

Я знаю, что он имеет право меня сейчас ненавидеть, но ведь он тогда не искал меня. Конечно, это слабое оправдание, но я держусь за него словно за спасательный круг, который лопается даже в моем воображении, настолько все нелепо, глупо.

Из палаты меня, все же, выпроваживают. Я задержалась более чем на тридцать минут, успев при этом застелить кровать, немного поговорить с сыном.

Я спокойна, он в порядке, антибиотики сбили ему температуру. Уходя обещаю, что приду завтра с утра все ему принесу.

Сын остается на больничной койке, а я, переступая порог больничной палаты, вижу, что Андрей никуда не ушел.

Сидит напротив, закрывая ладонями лицо.

Когда я появляюсь в проеме больничной палаты, аккуратно закрывая за собой дверь, он сразу же поднимается: мы не говорим, по его взгляду все очевидно, без слов — он имеет право меня ненавидеть.