А ведь мы побеждали.

Силы противника, огрызаясь, стягивались к берегу. Да, отступали они организованно, ни о каком бегстве речи не шло, периодически с моря прилетали дальнобойные техники или вспыхивала ядовитая чакра Сайкена, организованные группы туманников делали вылазки, подлавливая увлекшихся преследованием… И всё-таки мы побеждали!

Санби не ощущался совсем. Неужели тоже уничтожили?

Наш отряд присоединился к третьему полку первой дивизии. Я, конечно, предпочла бы вернуться к своим, только где их искать? Порядки совершенно перемешались, где Симидзу-сан и Кента-сенсей, гадать бессмысленно. Оставалось идти вперед, уничтожая вражеских шиноби, лечить своих и надеяться на лучшее.

В какой-то момент мне пришлось остановиться. Ранение у одного из наших оказалось слишком сложным, запечатывающие живых свитки закончились, поэтому пришлось лечить наиболее сложные случаи прямо на месте. Пока возилась с одним — притащили другого. Скоро на месте остановки возник импровизированный госпиталь, ко мне присоединилось два полевых ирьенина, откуда-то притащили запас лекарств и палатки. Запас медицинских печатей давно подошел к концу, чакры не было совсем, доза стимуляторов превысила критическую, помощь большинству раненых ограничивалась перевязкой и болеутоляющим.

Победа прошла мимо меня. Когда Узукаге объявил, что штурм отбит, я как раз заканчивала штопать кишки одному неудачнику и отвлечься не могла.

Постепенно раненых становилось меньше, пока не осталось совсем. Кого-то отправили в тыл, кто-то ушел сам, на своих ногах, троих с закрытыми лицами унесли к жрецам Покровителя. Силенок у меня, в общем, не оставалось совершенно, но надо было ещё найти Кенту-сенсея, доложиться своему капитану. Со стоном распрямилась и, наплевав на разложенные вещи, поковыляла в сторону штаба своего полка. Ну, то есть места, ещё утром бывшего неплохо укрепленным бункером, что там сейчас творится, не знаю.

Оказалось, штаба нет вовсе, а возле его руин стоит пара палаток. Не знала, что туманники продвинулись настолько глубоко, их даже пояс ловушек не остановил. Капитана не было видно, зато нашелся Симидзу-сан, потрепанный, но живой.

— Рад видеть вас, Кушина-химе, — оторвался он при моем появлении от бумаг. — Докладывайте.

— Потеряв вас из вида, столкнулась с шиноби Тумана. Уничтожила. В паре с неизвестным Узумаки уничтожила шиноби Ивы и двух шиноби Кири. Вступила в контакт с группой Учих, сражавшихся с Йонби, помогла им. В дальнейшем действовала в составе группы. Организовала полевой госпиталь. Вернулась в расположение полка. Доклад окончен.

— Хорошо, Кушина-химе, — он устало потер лицо. — Капитан и лейтенант погибли, их обязанности временно исполняю я. Жду от вас развернутого доклада через двое суток.

— Слушаюсь.

— Свободны. Отдохните хорошенько.

— Разрешите узнать — где Кента-сенсей?

— Вы не знаете? — мужчина опустил глаза, и у меня в животе внезапно поселился холод. — Узумаки Кента погиб смертью храбрых, доблестно защищая свой клан. Мои соболезнования, Кушина-сама.

Нет. Нет!

Он ещё что-то говорил, но я уже не слушала. Палатка шаталась, я, цепляясь за стенки, развернулась и, словно пьяная переставляя ноги, выбралась на свежий воздух. Он ошибается. Симидзу-сан ошибается, это какая-то ошибка. Кента не мог погибнуть, он же сильный, сильнее всех! Да, они напутали, приняли за него кого-то другого.

Мертвых сносили на огороженной белой веревкой поляне, под натянутым тентом. Старый жрец в длинной хламиде обходил одно тело за другим — вставал в ногах, тихо хлопал в ладони, читал молитву. Покойники лежали в несколько рядов, с открытыми лицами и повязкой на глазах, несколько тел были тщательно прикрыты холстом. Пахло горелым мясом, кровью, блевотиной.

Медленно, разрываясь между желанием поскорее убедиться в своей правоте и боязнью ошибиться, начала ходить между мертвецами. Их немного всего, около двадцати. Треть изначального состава полка. Капитан. Лейтенант Инари. Дайто-сан. Рэй-сан. Макото-сан…

Кента-сенсей лежал последним в первом ряду. Лицо у него не пострадало, ошибиться невозможно, хотя прикрытое тело казалось странно коротким. Я рухнула возле него на колени, прижалась лицом, уцепилась дрожащими руками.

Завыть бы, да сил нет.

Мне потребовались сутки беспробудного сна, чтобы начать соображать. Горе не исчезло, оно отступило, затаилось на задворках души, окрашивая мир в разные оттенки черного цвета. Тем не менее, я начала шевелиться и даже проявлять кое-какой интерес к жизни.

Хотелось мстить.

Виновата в моем пробуждении оказалась Юмико-сама. В первую ночь, после того, как сослуживцы принесли бессознательную меня домой, она не делала ничего, давала отоспаться. Днем кормила, поила, молча сидела рядом. Потом, видя, что я только глубже погружаюсь в меланхолию, поступила жестко — надавала пощечин, обозвав слезливой слабачкой. Метод подействовал, я вспомнила, что Туман близко.