А церемония и впрямь завораживала.

Немного странная, немного мрачная, но, безусловно, торжественная и, как почему-то показалось Фаэнору, какая-то… запретная. Большой круглый зал с горящими свечами, отцы инквизиторы и выстроившиеся в ряд неофиты, разного возраста и положения, но единые в своей фанатичной мечте посвятить свою жизнь Гаронду. Не Архиепископу, а богу. Богу-Инквизитору.

Фаэнор поежился. Он никогда ничего не боялся, но сейчас ему было не по себе.

Посреди зала стоял огромный столб не то из черного блестящего камня, не то из некоего темного металла, он не мог разглядеть точно. На столбе были высечены какие-то руны, видимо слова заклинания на неизвестном языке. В центре стоял Старший Инквизитор в темно-бордовом одеянии, произнося «очистительную молитву», видимо, полагающуюся перед посвящением. Неофиты как завороженные повторяли каждое его слово. Фаэнор стиснул зубы. Текст молитвы призывал отречься от всего, что привязывало их к этому миру.

Затем зазвучали слова клятвы. Сначала ее повторяли все вместе, затем Старший Инквизитор называл имя неофита, и тот с восторженным трепетом подходил к столбу, приносил клятву и прикладывал руки к странному металлу со светящимися рунами. После чего… слышался голос самого Гаронда — видимо, Архиепископ сидел в глубине зала, но со своего места Фаэнор не мог его видеть. Гаронд принимал клятву неофита, того окутывал какой-то призрачный свет, после чего новопосвященный преклонял колена, произнося слова обета послушника Святого Ордена.

Фаэнор проклинал себя на чем свет стоит, что не вмешался еще тогда, когда еще не было поздно, хотя вряд ли это что либо могло изменить… Но он не вмешался. Церемония продолжалась.

Среди неофитов Фаэнор с удивлением обнаружил мальчика, живущего по соседству, сына служащего вместе с ним лейтенанта… Мальчик подошел к столбу, его окутало свечение… и тут Тринни понял, что ему во всем этом казалось неестественным. Остальных послушников он не знал, но этого юношу видел часто. И разницу между тем, каким паренек был до посвящения, и каким стал после, не мог не заметить. Совсем другие глаза, другой голос, другие движения, точно такие же, как и у других инквизиторов, но… совсем не свойственные юному сыну лейтенанта.

К сожалению, эта мысль к нему пришла слишком поздно — пока он соображал, что здесь не так, подошла очередь его сына. Фаэнор хотел пошевелиться, но словно прирос к решетке, тело его не слушалось, он мог только наблюдать, не двигаясь, не произнося не звука, почти не дыша… Это еще что? Защитное заклинание?! Этого еще не хватало! Мальчик, между тем, совершал ритуал. Фаэнор с болью в сердце слушал слова отречения, произносимые его сыном, которым он дорожил больше всего на свете. Мальчик отрекался от всего — от отца, от дома, от неправедной жизни, которую вел до того, как преступил порог Башни Гаронда, а потом…

Свечение, окутавшее мальчика, завибрировало. Он схватился за голову и закричал. Почему-то остальные неофиты даже не пошевелились, даже те, которые еще не заняли места послушников. Они так и стояли, с каким-то жутким безразличием взирая на эту сцену. Внезапно из шеренги послушников вышли трое, как ни странно, среди них был тот самый сын лейтенанта, только что примкнувший к их рядам. Однако, они действовали слаженно, будто уже прошли многолетнюю подготовку, даже только что призванный паренек… В одно мгновение оказавшись рядом с юным Тринни, они заломили ему руки за спиной, блеснул клинок жертвенного ножа…

Фаэнор закричал. Но внутри Зала Церемоний его никто не услышал. Он рванулся из всех сил, но неведомая сила будто цепями приковала его к решетке. Он забился, как попавший в капкан зверь, утробно рыча и воя, его глаза заволокла кровавая пелена. Его сына, истекающего кровью, унесли из церемониальной залы, а голос Старшего возвестил о том, что «грешная душа воспротивилась воссоединению с духом Гаронда, погубив бренное тело», и церемония продолжалась. Случившееся с юным Тринни не остановило ни на миг ее ход, все шло своим чередом, будто ничего не произошло, будто его мальчика не прирезали на глазах у равнодушных, отрекшихся от всего неофитов и уже присягнувших послушников…

Грешная душа воспротивилась воссоединению… Впрочем, его сын оказался не единственным обладателем грешной души…

Фаэнор хрипел, не имея возможности помешать чудовищному ритуалу, пока его не заметили снаружи. Невидимые оковы, сковывающие его тело, спали, однако это произошло слишком неожиданно, он еле удержался, но все же не упал. А в следующий момент в его плечо вонзилась стрела, пущенная снизу. Задыхаясь от ярости, он прыгнул на столпившихся снизу послушников — вентиляционное окно, у которого он стоял, располагалось достаточно высоко, так что нескольких ему удалось покалечить при падении. Но это была единственная его победа. Хотя нет — победой было то, что он остался жив. Как ему удалось выбраться из Башни, израненным, покалеченным, но — живым, он не мог понять.

Его убивали. Четко и целенаправленно. Послушники-инквизиторы с пустыми, холодными, до ужаса одинаковыми глазами. Действующие четко и слаженно, без эмоций, словно… мертвецы. Но он выбрался. Его спас… голос. Женский голос, ведущий за собой, голос его жены… а может, это просто была галлюцинация, не важно, но именно она его тогда спасла. Он выбрался. А потом каким-то чудом скрылся от них… С тех пор он избегал Инквизицию, в каком бы городе не появлялся, а в Эвенкар не возвращался и подавно.