— Анча, как у тебя язык повернулся?

— Зачем ты ко мне пришел? — прервала она его шепотом, хотя кругом никого не было. Резкая, суровая складка над ее переносицей заметно углубилась. — Разве тебе недостаточно того, что ты со мной сделал? — В этом страстном шепоте одновременно было и обвинение и приговор.

— Я хотел только… — Голос Ярды дрогнул, его фанфаронство лопнуло, как мыльный пузырь. — Не выдай меня, Анча… — сказал он скороговоркой и облизнул пересохшие губы. — Я хотел знать, есть ли у тебя ребенок.

— Хватился!

На губах у нее появилась недобрая усмешка.

Ярда машинально поправил свой чуб.

— Ты замужем?

— Нет.

— А есть у тебя кто-нибудь?

Она на миг закрыла глаза, как бы преодолевая внезапный приступ боли, и остановилась.

— Зачем этот допрос? Мне до тебя нет дела. Так-то на белом свете бывает: любовь мелькнет, а ненависть останется надолго.

Кто-то шел им навстречу.

— Уходи, прошу тебя, — тихо потребовала она.

Ярда испугался и хотел уйти.

— Останься, — нервно шепнула Анча.

Они ускорили шаг. Незнакомец едва скользнул по ним взглядом.

Ярда ломал голову над смыслом ее последнего слова. Что это — осторожность, или ее снова потянуло к нему? «Любовь мелькнет…» Она всегда любила этакие фразы, и Ярда подтрунивал над ней.

Он сбоку смотрел на Анчу: то же открытое, здоровое лицо с глубоким вертикальным желобком над верхней губой, короткий прямой нос, высокие брови. Та же легкая походка. Она только чуть пополнела, но это ей идет. Вдруг Ярду захватила давняя физическая тоска по ней, будто между ними лежал не год разлуки, а неделя. Какие бывали у них минуты! Он забывал обо всем. Ярда почувствовал в своих руках ее юное тело — оно было другим, совсем другим, чем у девок из Валки или у той плотоядной, истеричной вдовы с красным педикюром.

И Анча тоже, против воли, ощутила присутствие Ярды. Он ушел от нее, когда она его любила сильнее всего, когда он ей был больше всего нужен, он поступил подло, да и теперь появился при таких обстоятельствах, что его нужно бояться И этот бегающий, затравленный взгляд… Странное чувство, бог знает отчего все это: от страха, ненависти, или это отголосок старой любви? Но если сердце даже и дрогнуло, разум предостерегает ее от этого человека.

— Уходи, — с трудом сказала она.

Анча остановилась, только сейчас она поняла всю горечь этой встречи. Страх сдавил ей грудь, ноги отяжелели, темные глаза встревоженно расширились.

— Почему ты не оставишь меня в покое?

Трагическое выражение ее лица потрясло Ярду — оно было таким же, как и в отвратительную минуту их расставания, год назад.

Теперь ему было все равно, он видел перед собой лишь один выход. Ярда попробовал взять Анчу за руку, но она отдернула руку. И вот, заранее чувствуя безрассудство того, что он собирается сказать, он выговорил:

— А что, если я действительно останусь? Нас пугали там, что если кто-нибудь вернется домой, он получит не менее двадцати лет, а то и навсегда сядет за решетку… Но я не верю этому, они нам врали. Наши здесь могли бы договориться со мной по-хорошему. Думаешь, я мало узнал там — о тех?..

В трехстах шагах от дороги, по которой шли Ярда и Анча, тянулся лес, клином подступавший к самому городу. За первым рядом деревьев, в зеленой чаще прислонилась плечом к сосне мужская фигура. Дым сигареты поднимался над маленькой кудрявой головой, сидевшей прямо на могучих плечах. Пальцы человека вцепились в ствол дерева так, что кусочки коры вонзились в кожу под ногтями.

Так. Решено.

Хриплый вздох вырвался из могучей груди, ладонь коснулась лба — спазма сжала мозг.

Почему эта проклятая жизнь неумолимо снова и снова ставит его в такое положение, что он вынужден убивать? Каким будет конец этой цепи преступлений?

Теперь он уже не спустит глаз с этого проходимца, такой способен на все, даже на самое худшее…

А Анча растерянно подняла на Ярду измученные глаза. Этот человек тогда тяжко оскорбил ее, и вот теперь он снова стоит перед ней, и в ее мозгу мелькают страшные представленья: агент, шпион! Она слышала эти слова по радио, читала в газетах, они стали символами самого злого, ужасного.

«Глупости», — Анча стиснула зубы. Все в ней умерло, он уже не принадлежит ей, у них нет ничего общего… Она еще продолжала идти рядом с ним. И вот словно кто-то вместо нее произнес:

— Не иди за мной, Ярда… Не доведи меня до несчастья… Ты и без того принес мне много горя…

К ним навстречу двигалась группа людей, со стороны города по дороге грохотала подвода. Анча забеспокоилась, взглянула ему в лицо, что-то подавила в себе усилием воли и, не подав руки, не сказав «прощай», быстро пошла вперед. Встречные были близко, Ярда поплелся назад. Только перед первыми домами он понял, что идет не тем путем. Свернул в поле, но снова пошел куда глаза глядят и через полчаса очнулся, остановившись на опушке. Он снова видел перед собою Анчу, ее круглый подбородок, молодую высокую грудь. Что же ты, болван, наделал? За те несколько несчастных запчастей с тебя бы на фабрике удержали из зарплаты, а теперь ты уже уплатил во сто крат больше, а конца не видно.