Маккласки донес информацию, полученную от Уэстона, до своих людей. Никто не мог сказать, что полиция не приложила все возможные усилия для раскрытия дела. Сотни детективов из полицейских участков по всему городу оставили свои текущие дела, чтобы допрашивать осведомителей и выискивать новые улики. Фактически в расследование были вовлечены все люди в полицейской форме. Даже искушенные репортеры криминальных новостей едва могли припомнить, чтобы львиная доля ресурсов правоохранительных сил когда-либо была брошена подобным образом на одно дело. Тем не менее к середине дня именно Кэри и независимо от него – Петрозино, а не кто-либо из тысяч офицеров Департамента полиции Нью-Йорка, наткнулись на зацепку, достойную внимания. Таинственный человек в хлипком бочонке, казалось, возник ниоткуда; никто не видел, чтобы он шатался по городу, никто не заметил чего-либо подозрительного и не имел ни малейшего представления о том, как прилично одетый сицилиец с глазами цвета каштана нашел столь ужасный конец.

Никто, кроме человека в безымянном кабинете на Уолл-стрит, который видел Мадониа один раз, за день до убийства.

Самый внимательный читатель вечерней прессы раскинулся в кресле за рабочим столом в здании Казначейства Манхэттена, со все возрастающим любопытством пролистывая страницы газеты, пестрящие сведениями о расследовании тайны бочки.

Уильям Флинн был главой Нью-Йоркского отделения Секретной службы США, что делало его наиболее важным агентом в стране за пределами Вашингтона. Уроженец Манхэттена, сын ирландского иммигранта, получивший образование в государственных бесплатных школах, Флинн выглядел совсем не так, как в представлении большинства должен выглядеть правительственный служащий. Ему было тридцать шесть. Он был высок, коротко стрижен, с круглой головой, с мощным телосложением полупрофессионального бейсболиста, каковым он являлся на третьем десятке лет своей жизни, и лицом, на котором, как результат слишком большого объема сидячей работы, наметились пухлые щеки и двойной подбородок. Биография Флинна тоже мало подходила агенту Секретной службы: в 15 лет оставив школу, он стал работать сантехником, а позже несколько лет служил охранником в нью-йоркской тюрьме. Однако он был намного умнее, чем можно было бы предположить по его незапоминающемуся внешнему виду и очертаниям тела, напоминавшим сардельку. За шесть лет, прошедших с тех пор, как он присоединился к Секретной службе, шеф Флинн проторил такой карьерный путь через Новый Орлеан, Вашингтон и Питтсбург, что Джон Уилки, директор агентства, лично выбрал его для назначения на самую непростую должность, которую только могла предложить Служба. Теперь он находился здесь, на Уолл-стрит, и был самым главным детективом правительства США.

Работа Флинна заключалась в том, чтобы не допускать распространения фальшивых денег и поддельных векселей в самом большом городе страны. Пусть сегодня наиболее известной стороной деятельности Секретной службы является охрана президента, она всегда была и остается подразделением Казначейства. Служба была основана после Гражданской войны в США [15] , в то время, когда почти половина всех наличных денег, находившихся в обороте, были поддельными. Ее первейшей обязанностью являлось поддержание непоколебимой уверенности населения в ценности доллара. К исполнению роли защитника агентство подтолкнул случай: один из предшественников Флинна в нью-йоркском отделении был понижен в должности из-за того, что неформально назначал людей для охраны президента Кливленда. Однако даже в 1903 году, уже после того, как убийство Уильяма Мак-Кинли [16] вынудило Вашингтон отнестись к проблеме более серьезно, девять десятых личного состава Секретной службы и практически весь ее бюджет были отданы борьбе с подделкой денег. Эта работа требовала незаурядных способностей. Фальсификаторы редко совершали грязные преступления, новости о которых красовались на первых полосах газет; они могли работать кем угодно и где угодно и нередко даже поощрялись за трудовые достижения. Необходимыми качествами для того, чтобы выследить их и предъявить неопровержимые улики их преступной деятельности, были терпение, дотошность и хитрость. Этих качеств Флинну было не занимать.

Проблема контрафакта в Нью-Йорке стояла особенно остро. В обороте находились большие партии поддельных банкнот и монет. Лишь небольшая часть их была выполнена на должном уровне; в основном это были изображения, плохо напечатанные на бумаге низкого качества, и монеты грубой чеканки достоинством в половину и четверть доллара. Эти безыскусные подделки не претендовали на то, чтобы одурачить банковских работников или сотрудников Казначейства; их вводили в оборот мелкие жулики, известные как «шняготолкатели», которые покупали их у производителей со скидкой и наудачу сбывали измотанным работой барменам и продавцам. Подобная деятельность проходила намного легче в бедных иммигрантских районах, где толпы были гуще, а люди – проще. По этой причине контрафактное производство получило особенное распространение в еврейских и итальянских кварталах Нью-Йорка – и по этой же причине Флинн предыдущим вечером околачивался возле мясной лавки на Стентон-стрит в Маленькой Италии.

Начиная с весны 1899 года Секретная служба получала сведения о том, что сицилийские изготовители контрафактной продукции переправляли фальшивые деньги через Нью-Йорк, и за все эти годы ее агенты арестовали некоторое количество толкателей, которые, в свою очередь, являлись агентами преступных группировок. С полдюжины этих мелких рыбешек были осуждены и приговорены к тюремному сроку до шести лет. Незадолго до описываемых событий, в канун 1902 года, группа итальянцев была задержана в городе Йонкерс при попытке сбыть поддельные пятидолларовые банкноты, якобы выданные Железным банком Морристауна, штат Нью-Джерси. Трое участников этой банды предстали перед судом за месяц до «бочкового убийства». Они отправились в тюрьму, не проронив ни слова – к немалой досаде Флинна – и оставив в тайне как имена своих поставщиков, так и местонахождение печатных станков.

У Секретной службы ушло двенадцать недель и пропасть усилий на то, чтобы раскрыть загадку «морристаунских пятерок». В конце концов скрытое наблюдение и тщательная работа с осведомителями привели агентов к обшарпанной мясной лавке по адресу Стентон-стрит, 16, в двух минутах ходьбы от того ресторана, где встретил свой конец Мадониа. Как выяснил Флинн, в начале апреля у магазина сменился владелец. Новым хозяином стал влиятельный сицилиец по имени Вито Лядука.

След, который привел Флинна на Стентон-стрит, очень беспокоил главу Секретной службы. С одной стороны, предыдущий владелец мясной лавки – человек, который согласился продать магазин, – исчез в тот самый день, когда должна была совершиться продажа, и полиции не удалось найти ни единого его следа; у них росла уверенность в том, что он был убит. С другой стороны, сам Лядука был арестован несколькими неделями ранее. Его задержали в Питтсбурге в начале января по подозрению в сбыте тех самых пятидолларовых купюр, которые ныне имели хождение на Манхэттене. Хотя власти Пенсильвании не смогли придать обвинениям достаточную убедительность, в ходе расследования было установлено, что подельники Лядуки [17] в Нью-Йорке были не из тех, кого избрал бы в друзья законопослушный гражданин. Одни, такие как кондитер Пьетро Индзерилло, чье кафе располагалось за углом, не имели приводов в полицию, но привлекали все больший интерес со стороны Секретной службы. Другие уже являлись известными преступниками. Самым устрашающим из них был глава фальшивомонетчиков, худощавый мужчина лет сорока, прибывший из Корлеоне, что к югу от Палермо. У него имелись судимости по обе стороны Атлантики: на Сицилии он был арестован за двойное убийство, а в Нью-Йорке – за подделку денег. Его особыми приметами были искалеченная рука и черные как уголь глаза.

Репутация Уильяма Флинна строилась на выдающейся способности привлекать к ответу самых неуловимых фальсификаторов. На протяжении своей шестилетней карьеры он вышел на след десятков фальшивомонетчиков и не смог привлечь к суду только одного. Однако Джузеппе Морелло и его люди показали себя достойными противниками. Двумя месяцами ранее, в начале февраля, Флинн поручил одному из своих осведомителей внедриться в банду, но сицилийцы были чрезвычайно привержены клану и сторонились чужаков. В марте Флинн попробовал другой подход. Он велел своему человеку завязать деловое знакомство с Мессиной Дженовой, державшим собственный магазин немного дальше по Стентон-стрит. Джованни Ля Кава, самый надежный человек шефа в Маленькой Италии, обратился к Дженове с предложением продать недвижимость по бросовой цене, но тот высокомерно отказал ему, отметив, что довольно сицилийцам подвергаться обману мошенников из материковой Италии. «Ля Кава хороший человек, – в отчаянии писал Флинн в Вашингтон, – но он не войдет в контакт [с ними]. Человеку со стороны проникнуть в банду практически невозможно».

Провал Ля Кавы стал ударом для Флинна, который был вынужден перейти к более долгосрочным мерам, чтобы собрать улики против фальшивомонетчиков. Поскольку в банде не было своего человека, для того, чтобы вычислить размер и структуру группировки, потребовались бы долгие часы скрытого наблюдения. Такое решение шеф предпочел бы не принимать: слежка в Маленькой Италии была делом нелегким; вдобавок она оттянула бы на себя значительную часть и без того ограниченных ресурсов. Для наблюдения за одним адресом требовалось по меньшей мере три оперативных сотрудника, а у него в распоряжении имелись лишь девять агентов на весь Нью-Йорк. Тем не менее с начала апреля люди Флинна заняли позиции на Стентон-стрит и начали вести подробные записи: кто и когда входил в мясную лавку или выходил из нее.