18 августа мы пришли на одну ферму, где жили немцы, родители и сестры г. Пенцгорна, секретаря генерала Пита Кронье. Они были необыкновенно предупредительны по отношению к нам и сделали все возможное для нашего отдыха.

Мы уехали от них в тот же вечер и вскоре заметили большой неприятельский лагерь, расположившийся на дороге от Рустенбурга в Преторию, между проходом Коммандонеком и Крокодиловой рекой. Этот лагерь, занимал, казалось, пространство около шести миль по направлению с юга на восток. Другой огромный лагерь стоял в семи милях к северо-западу.

Неприятель мог отчетливо видеть нас, так как местность была открытая, и только кое-где пестрели небольшие рощицы.

Мы поехали по направлению к Вольхутерскопу, лежащему сейчас же возле гор Магали. Я думал выйти там на большую дорогу Рустенбург - Претория, откуда можно было снова тропинкой, находившейся в 8-9 милях, пробраться через горы Магали.

Проехав две мили на восток от Вольхутерскопа, мы вдруг увидели двух английских разведчиков. Одного из них мы поймали; он рассказал нам, что огромное войско англичан идет прямо на нас.

Что было нам делать?

По тропинке нельзя было ехать, так как англичане загородили там дорогу; с востока и с запада тоже были неприятельские войска, а наискось перед нами тянулась цеп Магалиевых гор. Таким образом, мы очутились между четырех огней.

К тому же лошади наши порядочно устали от беспрерывной езды. Конечно, тоже могло быть и с английскими лошадьми, но я не был уверен в том, не получили ли они свежих лошадей из Претории. Во всяком случае, они могли выбрать наилучших для той цели, которую они себе поставили - изловить меня во что бы то ни стало.

Да! для меня наступил момент, когда человека может спасти только присутствие духа, или же... он погибает.

Пока я обдумывал свое положение, появились с запада англичане по дороге между Вольхутерскопом и Магали, приблизительно в трех милях от нас. Один из разведчиков, которого мы не поймали, мог уже находиться с ними. Медлить нельзя было ни одной минуты, надо было действовать. И вот!

Я решил вскарабкаться на горы Магали не только без дороги, но даже и без всякой тропинки!

Невдалеке стояла кафрская хижина. Я подскакал к ней.

– Может ли человек, - спросил я кафра, указывая на Магали: - перейти через горы вот тут, сейчас?

– Нет, господин, ты этого не можешь, - отвечал кафр.

– А ездил ли там когда-нибудь кто верхом?
– снова спросил я его.

– Да, господин, может-быть, когда меня на свете не было!

– А бегают там павианы?

– Обезьяны бегают, а человек никогда!

– Вперед!
– скомандовал я своим бурам.
– Это наш единственный путь! И если павиан может пробираться там, то значит и мы сможем!

Среди нас был один капрал, некто Адриан Маттиссен, из вифлеемского округа, человек умевший иногда не дурно и пресерьезно пошутить. Он посмотрел вверх на гору, измеряя глазами ее вышину, в 2.000 футов, и сказал, вздохнув:

– О, Красное море!

На это я ему ответил:

– Сыны Израиля верили и прошли. Пойдем! Верь и ты. Это не первое наше Красное море, с которым мы имели дело, и не должно быть и последним!

Что еще думал Маттиссен, я не знаю, потому что он молчал и глядел на меня, как будто хотел сказать: "да, но ведь ни ты, ни я не Моисей!"

Мы свернули (думаю, что незаметно) в маленький лесок, который был для нас, если уже говорить библейским слогом тем облачным столпом, который должен был нас скрыть от взоров англичан.

Мы вышли на поляну, взяли к юго-западу, все еще невидимые врагу, и стали взбираться на гору. Затем уже нельзя было более скрываться, и мы открыто продолжали карабкаться наверх.

Было так круто, что на лошади сидеть было невозможно. Бюргеры слезли и повели лошадей в поводу, скользя и едва удерживаясь на ногах. Ежеминутно кто-нибудь падал и скатывался под ноги лошадей. Становилось все тяжелее и тяжелее; наконец добрались мы до большой гранитной площадки, скользкой как лед, где ни стоять, ни идти было нельзя, и где животные и люди одинаково падали.

Мы ничем не были закрыты от англичан. Правда, что пули не могли долетать до нас, но ядра отлично могли бы.

Я слышал, как бюргеры говорили:

– А что, если неприятель установить пушки? Что из нас тогда будет? Здесь никто цел не останется!

Но это могло бы случиться только в том случае, если бы неприятель стрелял из орудий Говитцера. Этого сорта пушек, почему-то не нравившихся англичанам, на этот раз у них не оказалось.

Англичане ничего не предприняли; они в нас не стреляли и за нами, разумеется, не пошли. Капралу Маттиссену пришлось бы теперь сказать, что англичане были осторожнее фараона.