Не сомневаюсь, сегодня я устроила Фаруху настоящий праздник. Всю дорогу до дома я тараторила, не переставая, и даже несколько удивилась, что на языке у меня до сих пор не образовалась внушительных размеров трудовая мозоль. Я эмоционально и художественно расписала свою неудачную попытку расстаться с жизнью, походя кинула парочку увесистых булыжников в огород Макса Терлеева ( поверьте, речь шла далеко не футболе) и бессовестно раскрыла все тайны свадебного переполоха, в том числе точно назвав потраченную вхолостую сумму. Фарух млел от блаженства, будто растянувшийся на солнышке кот, и ненавязчиво щелкал затвором, но когда он спросил меня о дальнейших планах, я резко замолчала, волевым усилием заставила репортера выключить камеру и драматическим шепотом поведала, что сие мне еще самой неведомо, но как только, так сразу, и эксклюзивный материал у него в любом случае в кармане.

В других обстоятельствах Фарух, быть может, и повел бы себя гораздо более настойчиво, но сейчас ему надо было срочно монтировать репортаж, и он готов был согласиться на что угодно. Так что распрощались мы на дружеской волне, а когда Фарух увидел у моего подъезда скопление откровенно опоздавших к раздаче папарацци, так и вовсе раздулся от гордости и спеси. Я же оперативно сделала из увиденного правильные выводы, воспользовалась охватившей Фаруха эйфорией, и уболтала его помочь мне просочиться в подъезд незамеченной через сквозную пристройку расположенного на первом этаже парикмахерского салона.

Дома было здорово. Темно, спокойно, тихо. Жаль, конечно, что перед тем, как отправиться в последний путь на крышу, я планомерно опустошила холодильник – есть хотелось до рези в желудке, причем вернувшийся к активной жизни организм требовал ни какого-нибудь там диетического питания, а солидный кусок мяса, например. На текущий момент из продуктов в наличии оказался только кофе, и за неимением лучшего, мне пришлось в ожидании доставки пиццы коротать время за чашечкой свежесваренной арабики.

Я до краев наполнила чашку ароматным напитком, два раза проверила, закрыла ли я газ (не то чтобы соседей жалко, но я и сама на тот свет больше не собираюсь), подошла к окну и осторожно отодвинула плотную ткань портьеры. Кирпичная девятиэтажка возвышалась напротив мрачным памятником той страшной ночи. Вот по этой тропинке я торопливо пробиралась навстречу гибели, спешила на свидание со смертью, а обрела свободу, которую я никогда ранее не имела. Вот на этом месте мне чуть не упал на голову синтезатор… Черт, а почему я не спросила у следователя про синтезатор, нашли его или нет? Ведь если не было Эрика, значит, не было и клавиш. Логично? Еще как логично!

– Владимир Михайлович, это Ида! – настенные часы показывали начало двенадцатого, и я живо представила, как укоряет себя следователь за то, что не указал на оставленной мне визитной карточке временные ограничения для поздних звонков, – простите за беспокойство! Обещаю, это последний вопрос, ответьте мне, и я клянусь отстать от вас раз и навсегда.

– Разве в больнице еще не тихий час? – задумчиво поинтересовался следователь , -или вы там на особом положении?

– Я не в больнице, -честно призналась я, – но это сейчас не критично. Просто скажите мне, под окнами того дома, где я упала в шахту, нашли обломки синтезатора? Нашли или нет?

Владимир Михайлович с невыразимой тяжестью вздохнул. Представил, наверное, бедняга, что такими темпами недолог час, когда я возьму моду каждый вечер делиться с ним своими галлюцинациями и в случае отказа поддерживать со мной беседу буду прямым текстом угрожать инициацией прокурорской проверки.

–Пожалуйста, -жалобно взмолилась я в трубку, – да или нет?

– А как он выглядит, этот ваш синтезатор? – бесцветно уточнил следователь, -разбитый фонарик там нашли и клавиши какие-то электронные. Ребятня местная давно все порастащила. Это оно?

– Оно самое, – шумно выдохнула я, – Владимир Михайлович, я вас обожаю!

– Берегите себя Ида! – не слишком впечатлился от моего эмоционального порыва следователь, – вам в отпуск срочно надо, вот что я вам скажу.

Финальный совет был, бесспорно, хорош, и я поставила в завтрашний график также посещение редакции с последующим написанием заявления об увольнении по собственному желанию. Мне и без этого змеиного гнезда было, чем заняться, причем с визитом к психиатру, судя по последним сведениям, можно было и повременить. Эрик был. Вопрос, куда он делся? Тела, я предположим, тоже не видела, но не мог же он раствориться в воздухе? Или мог? Ну, в таком случае, психиатр плачет по мне горькими слезами…

Обдумывать это невеселое утверждение более внимательно мне помешал доставщик пиццы и вспыхнувший с новой силой приступ зверского аппетита. Пока работали челюсти, мозги отдыхали, и никаких гениальных идей меня больше не посетило, однако в желудке стало тепло и сыто. Я стояла перед зеркалом, пристально вглядывалась в свое отражение и видела в нем совсем другую Иду Линкс, красивую, уверенную в себе брюнетку с пылающими жаждой жизни глазами, и все острее понимала, как важно для меня выяснить правду об Эрике, потому что именно с него началось мое неподвластное разуму преображение.