– Твои сказки, Баба Маша, только в детском саду рассказывать. Красные орлы у нее тут летают, в людей превращаются!
– Рябов издевательски прищурился и с просто бесподобно язвительными интонациями добавил, – и мальчики кровавые в глазах…

Увы, эффект от уместно процитированной выдержки из Пушкина был смазан окончательно и бесповоротно. Древняя старушенция проявила удивительное проворство: стремительно опорожнив ведро точно на рыжеволосую голову вошедшего в раж Стасика, она моментально скрылась в окне, и с грохотом захлопнула за собой раму. Сгрудившиеся у служебного микроавтобуса репортеры синхронно взорвались гомерическим хохотом, а бедняга Рябов, по второму кругу получивший привет от бабы Маши, бегом ринулся к подъезду, чтобы лично разобраться со зловредной пенсионеркой. Код к замку я знала наизусть, и не далее, как вчерашней ночью, им пользовалась, но, на мой взгляд, именно такие уроки и помогали юным журналистам избавляться от излишней наивности. Так что, все это, конечно, невероятно забавно, но тратить драгоценное время на Стасика – это не ко мне.

– Поехали, – я потормошила за плечо увлекшегося доморощенным спектаклем таксиста, – цирк уехал –клоуны остались.

– Напомните, адресок,– попросил водитель, – а то у меня все из головы повылетало. Бабка – один в один моя теща. Та тоже дни напролет в окошко выглядывает, только и смотрит, кто куда и с кем пошел, а вечером на лавочку сядет и с такими же старыми кошелками всем косточки перемывает. Так ладно языком мелет, еще же и присочинит, такого, что диву даешься. А эта бабка, видать, телевизора на ночь насмотрелась, и мерещится ей черт знает что. Мальчики какие-то…

– Мальчики не ей мерещились, а Борису Годунову, – автоматически поправила я, протягивая таксисту листок с адресом, – а ей красные орлы…

– Да правильно тот рыжий сказал – в газету захотела, вот и сочиняет. У меня теща вот как, спит и видит, чтоб ее в телевизоре показали. И эта такая же– по ночам бодрствует, только бы чего где вынюхать… Девушка, а это на другом конце города, вы в курсе? Девушка, слышите меня?

Я не сразу отреагировала на вопрос водителя, потому что в голове у меня вдруг с неожиданной четкостью промелькнула неимоверно яркая картинка: отчаявшаяся самоубийца Ида Линкс с надеждой ждет, не упадет ли ей на голову вслед за свалившимся с небес синтезатором еще один не менее тяжелый предмет, но вдруг испуганно шмыгает в подъезд, увидев серую тень в окне. В том самом окне, откуда на Стасика Рябова недавно пролился обильный дождь бытовых отходов.

ГЛАВА VII

Я так и не узнала, насколько далеко Стасик зашел в реализации своего неукротимого желания ответить бабе Маше за публичное оскорбление действием, но от намерения сжечь свое журналистское удостоверение решила временно отказаться. Быть может, склочная старуха и вправду давно выжила из ума, но что-то странное она, однозначно, видела, так почему бы не сыграть на ее слабости и под видом падкого до жареных фактов репортера не проинтервьюировать бабку на предмет подробностей ночного происшествия на крыше?

Поставленный на беззвучный режим мобильник вибрировал практически непрерывно, заставляя брошенную на сиденье сумку подпрыгивать и сотрясаться. Создавалось впечатление, что в это раннее воскресное утро не позвонил мне только ленивый. Макс, Райка, шеф плюс два десятка неидентифицированных личностей с незнакомыми номерами добивались моего внимания с нечеловеческой настойчивостью, причем каждый из них в довершение ко всему еще и считал своим долгом написать мне сообщение с требованием немедленно выйти на связь. В конце концов, я не выдержала непрекращающегося жужжания и решила проблему радикальным способом: разослала всем числившимся в телефонной книге абонентам краткие СМС идентичного содержания, после чего благополучно выбросила сим-карту в окно. С текстом сообщений я особо не мудрствовала и без лексических изысков посоветовала всем желающим со мной пообщаться «пойти на хрен», конец цитаты.

Всю дорогу таксист с откровенным любопытством наблюдал за мной в зеркало. Хотя солнцезащитные очки на пол-лица я так и не сняла, сохранить инкогнито в условиях, когда даже первую страницу сборника сканвордов украшает твоя черно-белая фотография, казалось практически невыполнимой миссией. Но по отношению к общественному мнению я отныне испытывала космических масштабов безразличие, и до тех пор, пока с меня не вымогали автографы и не пытались разорвать на сувениры, занимала достаточно мирную позицию. Как запретишь, например, молоденькой продавщице киоска, где я покупала себе новую симку, пожирать меня ошарашенным взглядом? Что еще, по большому счету, видит эта девчонка сквозь свое крошечное окошко? А тут, можно сказать, живая легенда в гости пожаловала! Будет, о чем поболтать с подружками! Или, ну как не ответить на вопрос таксиста, который всего-то и спрашивает, насколько обоснованы слухи о скором переходе Макса в один из футбольных грандов Европы? Откуда он еще получит информацию из первых рук? А так сегодня же за кружкой пива поделится с мужиками последними новостями, и мгновенно приобретет непререкаемый авторитет. Жалко мне, в принципе, что ли?

Была ли тому виной бессонная ночь, или чрезмерный объем выпавших на мою долю эмоциональных потрясений, но за неприлично долгую дорогу меня ощутимо укачало. Я раз за разом сбрасывала обволакивающий меня палантин расслабленной дремоты, но мое сопротивление постепенно становилось все более формальным и вялым. В итоге проснулась я уже на месте назначения, и для того, чтобы сориентироваться в окружающей обстановке, мне понадобилось извлечь из сумки прихваченный специально для таких случаев портативный термос и, распространяя по автомобильному салону восхитительный запах дорогого кофе, сделать пару основательных глотков.

–Это точно тот адрес? –растерянно уточнила я у невозмутимо пересчитывающего деньги таксиста, -бараки какие-то…

–А это и есть бараки, – охотно подтвердил водитель, – я же вам говорил, это почти промзона. Здесь раньше строители жили, они химкобинат за мостом строили.

–То есть здесь и сейчас живут? – я открыла окно и осторожно высунула голову наружу. В нос мне моментально ударил неистребимый запах прорвавшей канализации, я огляделась по сторонам и первым, что бросилось мне в глаза, оказалась покосившаяся будка деревянного туалета. Мелодично поскрипывающая дверь болталась на одной петле под изменчивыми порывами легкого майского ветерка, и непередаваемая вонь выгребной ямы смрадным облаком разносилась по окрестностям. Метрах в трехстах от «благоухающих» удобств располагалась двухэтажная постройка с прогнившими от старости стенами, возведенная, судя по ужасающе древнему виду, если и не при царе Горохе, то уж точно до Октябрьской революции. Такого убожества мне не доводилось видеть никогда ранее – здание выглядело так, будто вот-вот рассыплется от ветхости, но несмотря на то, что тут и там чернели зияющие проемы окон с закопченными рамами и выбитыми стеклами, дом, несомненно, являлся обитаемым.