– Вы уверены в моей самотранспортабельности? – спросила я.

– Я помогу вам, – сочувственно склонила голову служанка, понимая весь масштаб катастрофы. – Вот, садитесь на золотую подушечку.

На предложенное средство доставки жаб я с трудом залезла. Туфельки при этом натяжно так скрипнули. Знаете, еще в моем мире, в метро, жарким летним деньком, я обращала внимание на девушек, которые с видом королев плыли по переходам, цокая каблучками. И каблучки эти, в силу давления на них неземной красоты, подворачивались под самыми немыслимыми углами.

Надо мной нависла угроза сломать сразу четыре каблука.

Вздохнула. Ладно. Я просто не буду на них ходить. Все же будет хорошо? Меня принесут на подушечке, я с этой подушечки выступлю, а потом меня унесут. Все же просто?

В общем, я попыталась войти в состояние счастливого отключения от реальности. Ну, помедитировать там, поделать дыхательную гимнастику, да и вообще расслабиться и получить удовольствие. Даже пальчики сложила на лапках и произнесла на пробу:

– Ква-о-о-о-м!

Вышло неплохо.

Служанка подняла меня вместе с подушечкой, и мы медленно поплыли в сторону зала, где и должен был проходить первый этап отбора. Мне не терпелось увидеть остальных участниц. Так сказать, прикинуть свои шансы на скорейшее выбывание.

А что? Если я завалю отбор до третьего испытания, то есть до того, как начнется махач на мечах и копьях, то смогу живой и невредимой покинуть этот милый и уютных кварец…

– Участница номер пять! – зычно объявил кто-то мое прибытие на конкурс. – Алена!

Меня внесли. Мне захлопали.

– А она ничего! – услышала я где-то сбоку. – По сравнению с остальными…

Я ничего? В смысле? Как это? Я же жаба? И лишь потом до меня дошло, что все комплименты предназначены служанке, которая меня несла. Это не понравилось Его Змеейшеству, который решил прекратить сие недопонимание.

– Пусть невеста займет одно из мест в зале. На свое выступление она пойдет одна. Во избежание.

Кстати Шиан смерил меня взглядом, полной насмешливой веселости. Значит, ему смешно, гаду заморскому? Ничего! Смеется хорошо тот, кто смеется последним!

Я гордо вздернула подбородок. Меня усадили на один из стульчиков в зале на первом ряду. Служанка удалилась, и я осталась одна.

Первым на сцену выполз Салават Мумфясович в новой чалме. Эта была в стразиках. Перьев не было, зато из центра ее торчала желтая большая ромашка. Хоть сейчас бери и гадай: “Любит-не любит”.

– Ах, приветствую вас, сладенькие мои! Приветствую вас, драгосюсечки мои! Вы ведь все пришли посмотреть на новый императорский отбор? Встреча-а-а-айте первую участницу! Непревзойденную лапулю номер один!

“Лапуля номер один” уже медленно вплывала на сцену.

Я подавилась собственным кваком.

– И это участница?!

 Глава 10

Я в шоке смотрела на то, как в шикарном небесно-голубом платье, ковыляя и опираясь на клюку, на сцену шла, хотя вернее будет сказать – тащилась, натуральная такая Баба-Яга. Даже красную косыночку в белый горошек на голову повязать не забыла, хотя с платьем она имела такое же сочетание как мухоморы с пирожными.

– Необыкновенная, краса всей Болотации, Любовь! – объявил, чуть не прослезившись, Салават Мумфясович.

Я нервно квакнула. Я думала, что я буду получать приз “Позор Отбора”, однако, могла и просчитаться. У меня появилась нехилая такая конкурентка!

– Ну, расскажите нам немного о себе! – сказал Салаватик, когда бабуля дошла до центра сцены и остановилась рядом с ним.

– А чегось мне о себе рассказывать-то? – скрипучим голосом произнесла Любовь, но проще ее называть “Баба-Люба”. – И так ведь ясно, я – лучшая претендентка на сердце и хвост императора вашего! Красавец он какой! Прямо глаз не отвесть! А задняя часть у него какова? Так бы и откусила, яблочко наливное!

Я старалась дышать, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы. Да где она разглядела зад-то у него?! Там же хвост везде один! Или успела в человеческой ипостаси полюбоваться?

Нервно представила, как огромные челюсти Любови смыкаются на пятой точке у императора Шиана. Улыбнулась. А что! Отличная выйдет парочка!

– Поведайте же нам о своих достоинствах, драгоценная! – чуть кашлянул Салават Мумфясович, поправляя ромашку в чалме.

Растительный элемент украшения его головного убора явно успел подвять и теперь клонился к земному, то есть, к полу, норовя и вовсе вывалиться.