Шрифт:
Остатки сахарной неги не позволили ему разозлиться, поэтому он хмуро спустился на мостовую и уже готов был пойти домой, но тут Бьюли спросила:
– А как тебя зовут?
Берт едва ее расслышал. В голове еще мутилось. Он замер и вяло оглянулся.
– Гилберт.
– М… Красивое имя. А меня Бьюли.
– Я знаю.
Она улыбнулась, вздохнула и подняла глаза в звездное небо. А Берт смотрел на нее. И снова хотел ЧЕГО-ТО, не в силах оторвать взгляд.
– Тут поблизости твой тезка живет. В Везерлехе. Это ферма такая. Только его зовут Гильберт. Тебя, наверное, в честь него назвали?
– Не знаю, – полусонно говорил Берт. – Вряд ли.
Он разглядывал белеющую в сумерках шею Бьюли. Ее светлые волосы до плеч. И потихоньку понимал, что никакая она не лохудра. А очень даже симпатичная.
– Ты только не обижайся на Чамбера, – тихо сказала она. В таверне приглушенно балаганил народ, так что Берту пришлось поднапрячь слух, чтобы разобрать ее слова. – Просто встал не с той ноги. А так он хороший.
– Почему не с той ноги?
– Да просто так говорят, – улыбнулась Бьюли и посмотрела ему в глаза. – Когда у человека день плохой. Боги…
Она снова вздохнула и обхватила колени руками.
– Ты такой маленький… Куда ж тебя занесло?
– Я не маленький, – серьезно ответил Берт. – Мне уже шесть с половиной. А осенью будет семь. И я умею подрезать.
– Что делать?
– Из карманов воровать. А ты умеешь?
Бьюли опустила уголки губ и покачала головой. Она стала похожа на маленькую девочку, хотя была, наверное, ровесницей Чумы. И Берта снова охватило необъяснимое желание ЧЕГО-ТО.
– Я на колдунью учусь в Коллегии Шепчущих, – с детской виноватостью объяснила она. – Я и не должна такое уметь. Зато могу призвать скампа.
– Я таких в бестиарии видел, – похвастался Гилберт и по памяти произнес по слогам: – Да-эд-ри-ческом.
– Тебе нравятся Даэдра? – на губах Бьюли расцвела чудесная улыбка. Самая чудесная, какую видел Берт за свою недолгую жизнь.
– Ну…
Он попытался вспомнить имя хотя бы одного Даэрического Принца, с усилием продираясь сквозь дурман.
– Я знаю некоторых, – раздумчиво произнес Берт, лихорадочно копаясь в памяти, и наконец нашел: – А! Мне Сангвин нравится. И Шеогорат. И кто-то еще… А другие скучные. Но мне еще нравится Лорхан, только он не Даэдра, а… М-м…
– Аэдра, – помогла Бьюли.
– Да. И Барензия. Ты читала про Барензию?
– Это же человек, – хихикнула Бьюли и подперла подбородок костяшкой указательного пальца. —Ты много читаешь, да?
– Ну, наверное.
– Умничка.
На щеках Берта вспыхнул румянец, а спину окатила волна жара. Сердце взвилось под горло. Берт спешно отвел глаза в сторону Великого дуба , точно увидел там что-то интересное.
Лереси только один раз назвала его умницей, но это не было настолько приятно. А сейчас он захотел прыгнуть до облаков от радости, напрочь забыв, что его только что вышвырнули из таверны под гогот друзей. Все тревоги и обиды вдруг стали такими пустяковыми – аж смешно.
Он снова повернулся к Бьюли и встретился с ней глазами. Внутри все застыло. Берт забыл, о чем они только что говорили и что было в таверне.
– Хочешь, я тебя провожу? – тихонько спросила она. – Уже ведь и правда темно.
– Нет, – как можно тверже сказал Гилберт, с трудом удерживая дрожь в голосе. – Это ведь мальчики должны провожать.
– Кто сказал?
– Все это знают.
– Провожают те, кто хочет, – просто ответила Бьюли и встала. – Пойдем.
– Нет, я тебя провожу, – Гилберт услышал свой обиженный тон и постарался нахмуриться, чтобы казаться серьезнее, но вышло слабовато. – Я тоже хочу.
Бьюли усмехнулась и спустилась к нему на мостовую.
– Ладно, пошли. Я рядом с часовней живу.
По дороге они разговаривали о Барензии, о Даэдра и Аэдра, о книгах в целом. Дурман в голове уже почти растаял, и Берт мог соображать по-прежнему резво. Сумерки густели по мере того, как в домах гасили свет. Вдалеке лаяли собаки Рены Бруйант, раздирая ночную тишину.
Бьюли говорила, что есть кое-какие книги, которые Гилберту пока читать нельзя.
– Потому что я не пойму?
– Просто они…
Бьюли умолкла, подбирая слова. Берт украдкой смотрел на нее снизу, разглядывая розовые губы. Они вдруг стали очень притягательными, почти такими же, как ее грудь. Про губы Лереси ничего не говорила, поэтому Гилберт решил, что на них можно смотреть хоть до одури.
Их шаги разносились по темной аллее гулким эхом, и от этого было почему-то очень хорошо.
– … Ну, не для детей, – сказала наконец Бьюли. – Они похабные.
– Как это?
– Неприличные. Там пишут такое, что детям читать рановато. Да и не всем взрослым нравится.