Молодой торговец самодовольно обсуждал штурм дома и делал ставки, хватит ли у Скурда и Ролдана мужества сдаться добровольно. Другой торговец, которому я сорвал крупную сделку по закупке древесины по цене почти в 5 раз ниже рыночной, ставил на то, что моих друзей выдадут их же соратники, что бы обезопасить свои семьи.

Ну что же, мерзавцы, сейчас я вам докину ещё одну ставочку! Спокойно выхожу на открытую местность и направляюсь к «командному центру» штурма. Меня моментально замечают около десятка бойцов и тут же бросаются наперерез, обнажая мечи. Я тоже достаю свои и продолжаю движение не сводя взгляда с трёх человек, с ужасом глядящих в мою сторону. Десять бойцов для меня не представляют сейчас никакой опасности, я спокойно, не сводя взгляда со своего главного противника, уворачиваюсь от их ударов и ровно десятью движениями клинков забираю десять жизней. Делаю короткую мельницу обоими клинками, стряхивая кровь и тут же вытягиваю руку в направлении Ливерета.

— Эй, крутой боец, по-моему ты задолжал мне свою жизнь. Или биться с противником на равных тебе слабо? Привычней резать безоружных и наводить страх на женщин и детей! — Я поманил Ливерета к себе лезвием меча.

Начальник стражи достал меч и решительно направился в мою сторону. Ну что же, надо отдать ему должное, трусом он точно не был, только вот жизнь его теперь это не спасёт.

— Убей его, Ливерет и принеси мне его голову! — это истерически пищал мой любимый Фанс, ничего, маменькин сынок, до тебя очередь тоже дойдёт.

— А ты не так прост как я думал, Арист. Признаюсь, что немного опешил, когда твоё тело испарилось. Не думал, что Иные забредают в такую глушь. Но это ничего не меняет, я убил тебя один раз и убью ещё столько раз, сколько потребуется что бы ты понял, где твоё место, щенок.

Блин, что же каждый раз все ссылаются на мою молодость, завидно им что-ли? Мысленно приказываю двум бойцам, подкрадывавшимся ко мне сзади, убить друг друга. Слышу два коротких крика и звук падающих тел. После увиденного уверенность Ливерета начинает трещать по швам.

— Значит честно ты биться всё же не умеешь, Ливерет? Ну тогда я тоже немного помухлюю, с твоего разрешения. — Мысленный приказ и штурмующие дом перестают дышать и валятся на крыльцо хватаясь за горло. Пусть подыхают, не жалко ни грамма. Манна просела почти в половину, но меня это не волнует, скорее всего она мне больше не понадобится.

Начальник стражи оглядывается на своих бойцов, корчащихся в предсмертной агонии и качает головой.

— Это низко с твоей стороны, Арист, ты же знаешь что они не могут ничего тебе противопоставить.

Что?? Он ещё и меня обвинил в низости? Человек, который убивает безоружных и угрожает резать как скот женщин и детей пытается читать мне нравоучения! Вот это наглость! Но, как оказалось, я повёлся на отвлекающий манёвр начальника охраны и будь я смертным, то скорее всего это были бы мои последние мысли перед смертью.

Ливерет прыгнул, на ходу выбрасывая вперёд левую руку с двумя метательными кинжалами. И когда только он успел их взять. Но его ловкость явно уступает моей, так что его действие происходит для меня слишком медленно и я успеваю убрать тело с линии атаки кинжалов и встретить его меч лёгким взмахом своего, отводя удар в сторону. Ну наконец-то кончилась эта бессмысленная болтовня, пора заканчивать с жизнью этого наёмника.

Следующие десять минут я просто уворачиваюсь и парирую удары Ливерета, пытающегося достать меня всеми доступными способами. В ход ещё несколько раз идут кинжалы, один раз наёмник пытается меня ослепить горстью земли, правда это становиться последней каплей в моей чаше терпения и у наёмника становиться на пару фаланг меньше на двух пальцах. Боец шипит от боли, но продолжает бой, всё больше втягиваясь в ловушку которую я для него приготовил. Я же подначиваю его и наношу мелкие порезы по всему телу, постоянно навешивая на него дополнительные эффекты кровотечения. В процессе боя начинаю понимать, как работает критический удар — во время некоторых движений моего противника области сочленения его доспеха начинали подсвечиваться едва заметным светом, я не сразу понял что это, а потом сообразил, что в такие моменты можно провести контратаку и в случае попадания в указанную область мне будет засчитан крит. Клёво, но пока совершенно без надобности. Я никуда не спешу, мне надо просадить выносливость этого урода до критической отметки. Сам Ливерет, похоже, окончательно взбесился от своего бессилия нанести мне хоть какой-то урон и совершенно перестал следить за своей выносливостью.

Пока длится бой из дома старосты выходят мои друзья с ещё парой десятков вооружённых односельчан и быстро обезоруживают остатки караванных воинов, которые сдаются без боя. Видимо два моих показательных выступления с ментальными приказами убедили их, что сопротивление бесполезно. Фанс, кстати, попытался подло улизнуть в надежде затеряться в этой неразберихе, но был быстро отловлен лично Скурдом и доставлен назад волоком за шиворот его, когда-то шикарной, рубахи.

Наконец мой противник загнал себя до полного изнеможения и упал на колени, не в силах больше работать мечём. Наверное в большинстве сопливых голографильмов сейчас бы главный герой победно стыдил злодея за совершённые злодеяния и давал сто сорок пятый шанс покаяться, но я был слишком зол. Взмах меча и кисть правой руки отлетает в сторону вместе с зажатым в ней мечём. Ливерет кричит от боли и пытается отползти, но даже на это у него уже нет сил.

— Что, наёмник, приятно чувствовать себя в шкуре своих жертв? Когда нет ни сил, ни возможности противопоставить противнику что-либо! Так чувствовали себя все твои жертвы, в том числе и я, которого ты даже без оружия смог убить только благодаря подлому поступку твоего солдата. Начальник охраны Ливерет! За совершённые злодеяния я, Арист, именем закона этой деревни приговариваю тебя к смерти. Да услышит мой приговор Свет! — Я произнёс слова приговора ровным голосом, без пафоса или гордыни. Сейчас я был лишь карающим мечём правосудия. Замах и голова наёмника падает на землю рядом с телом.