Мы проталкиваемся через крошечную комнату к бару. Бенджи Мартин стоит за стойкой бара, разливая напитки, с сигаретой во рту. Он был звездным защитником в Рокфордской средней школе, у него была стипендия в Алабаме, но весной перед выпуском с ним произошел несчастный случай на охоте. Бенджи не самый умный парень, благослови его Господь, уперся дробовиком в ботинок и случайно нажал на курок. Ему начисто оторвало палец на ноге, потом началась гангрена, и потеря ступни не сулила ничего хорошего для его футбольной карьеры.

— Эй, Бенджи! — кричит ему Мэг.

— Мэг, у тебя на руке большой крест.

Подруга дергает плечом.

— Как будто Бенджи это волнует.

Бармен подходит к нам, слегка прихрамывая, и прислоняется к стойке.

— МакКинни, ты станешь алкоголиком еще до того, как тебе разрешат пить.

— Пффф, умоляю. Дай мне Фаербол (прим. Fireball — это канадский ликёр с добавкой перца и корицы, очень любимый североамериканской молодежью и поклонниками острого алкоголя) и… — Она смотрит меня. — Что будешь пить?

— Колу.

— Ладно. — Мэг закатывает глаза и снова поворачивается к бармену. — Фаербол и кока-колу.

Пока ждем напитки, парень рядом со мной присвистывает, пытаясь привлечь мое внимание. Я игнорирую его, и, назвав меня сукой, он уходит, чтобы приударить за другой девушкой. Какую бы фразу он ей ни бросил, она, должно быть, сработала, потому что девушка улыбнулась, игриво накручивая кончик волос на палец. Думаю, некоторые девушки ведутся на дешевый флирт, и большинство парней ведутся на таких девушек…

— Мммм. — Тихий голос льется через динамик, прекрасно смешиваясь с угрюмыми нотами гитары. — Ты не можешь винить в этом ту женщину, — поет он, и по моей руке бегут мурашки. Я интуитивно закрываю глаза, реагируя на муку, пронизывающую голос этого парня, и впитываю ее. — Прошу, не вини в этом свою ложь…

— Черт, — говорит Мэг рядом со мной. Когда я открываю глаза, она протягивает мне стакан. — А этот парень умеет петь.

— Да уж. — Беру предложенный стакан, пока Мэг протягивает бармену свою карту. — Звучит потрясающе.

— Его голос звучит, как секс, — не то чтобы ты понимаешь, о чем я говорю, — Мэг смеется, но я не смеюсь в ответ. — Да ладно тебе, Ханна. — Она легонько толкает меня. — Я просто прикалываюсь над тем, что ты хранишь себя, или что ты там делаешь со своей бедной вагиной.

Моей бедной вагиной? Какой-то случайный парень рядом с ней хихикает, покачиваясь на стуле. Я пристально смотрю на подругу.

— Просто я разборчивая.

Она фыркает и смеется.

— Ну, можно и так сказать.

Мэг, хоть убей, не может понять, почему я ни с кем не сплю.

— Все в порядке, ведь твой отец-проповедник. — Она кивает в сторону двери, которая ведет в комнату, где играет группа.

Я только качаю головой. Я храню себя не из-за морального конфликта. Я чуть было не переспала с Максом Саммерсом, когда мне было шестнадцать, и он сказал, что любит меня. Я имею в виду, что это то, что вы делаете, верно? Отдаете свою девственность тому, кого любишь, тому, кто для тебя что-то значит? Ну, он мог что-то значить для меня, но я абсолютно ничего не значила для него. Пока мы встречались, он трахал каждую девушку, до которой мог дотянуться, и пытался использовать мою нерешительность, чтобы переспать с ним в качестве оправдания. Но я никогда не была настолько глупа, даже в шестнадцать лет. Вот тогда-то я и решила, что мальчики того не стоят. Я продолжила учиться, играла на пианино и в софтбол, а потом, в какой-то момент, это стало моим принципом. Это, и то, что я боюсь разочарования, душевной боли, которая, я уверена, последует, когда все неизбежно закончится.

— Давай посмотрим, такое ли у него красивое лицо, как голос, — говорит Мэг и, схватив меня за руку, тащит в комнату.

Сцена представляет собой не более чем небольшую платформу, построенную из старых ящиков из-под содовой, так что если вы не были в передней части комнаты, вы не могли видеть ничего, кроме макушки человека. Мы протискиваемся сквозь толпу. Жар от плотно утрамбованных тел вызывает у меня клаустрофобию. Мужчина передо мной пьяно покачивается, и я кладу ладони ему на спину, чтобы он не упал на меня сверху. Его друг поднимает кружку с пивом в воздух.

— Ю-ххху, — выкрикивает он невнятно. — Спой «Милый дом, Алабама»!

Я закатываю глаза. Все знали, что они приберегли эту песню напоследок. Когда мы обходим мужчин, Мэг бросает один взгляд на сцену и со стоном закрывает глаза.

— О, черт возьми, нет!

Мой взгляд останавливается на сцене — точнее, на парне в обтягивающем черной футболке и армейских ботинках. Ловлю себя на том, что слегка прикусываю губу. В этом парне что-то есть. Может быть, дело в рваных джинсах, рукаве с разноцветными татуировками, покрывавшими его руку. Может быть, это уверенность, которая, кажется, исходит от него волнами. Как бы то ни было, оно делает его достаточно крутым, чтобы захотеть это красивое лицо, и достаточно милым, чтобы вы поверили всей его лжи.