Не говоря больше ни слова, Ханна тащит меня через бар к выходу. Сигаретный дым плывет перед нами, когда мы выходим на улицу, и она отмахивается от него. Какое-то время Ханна просто смотрит через парковку, кусая губу. Наконец, она фыркает.

— Спасибо.

— Этот парень — кусок дерьма. Я уже однажды надрал ему задницу. — Отпускаю руку Ханны и провожу рукой по волосам, беспокоясь, что этот ублюдок собирается выдвинуть против меня обвинение. Снова.

Только этого мне не хватает.

— Черт! — выдыхаю я, вышагивая под мерцающей неоновой вывеской бара.

— Эй, все будет хорошо. — Ханна кладет руку мне на плечо. Это такое простое прикосновение, но оно так успокаивает.

Черт. Она так хорошо меня понимает.

— Ты можешь... — Она роется в сумочке свободной рукой, прежде чем вытащить телефон. — Ты можешь отвезти меня домой? Я просто хочу выбраться отсюда, а Мэг там со своим бывшим, и она, наверное, пойдет…

— Да, конечно.

Улыбнувшись, Ханна тыкает пальцем в экран телефона и прикладывает его к уху. Я киваю в сторону своего грузовика, и мы идем бок о бок по гравийной стоянке.

— Эй, — говорит Ханна в трубку. — Ты где? — Я отпираю дверь и придерживаю ее для нее. — Да, понятно. Я так и думала, — фыркает она. — Ладно, ясно, меня подвезут, так что...

Она закрывает дверь, а я обхожу машину и сажусь за руль. Когда завожу мотор, Ханна все еще говорит по телефону.

— Все нормально. Со мной все в порядке. Я обещаю. — Ханна заканчивает разговор, смотрит на меня и нервно улыбается, вытирая ладони о джинсы.

— Мэг предупреждала тебя обо мне?

— Что? — Она хмурится.

— Я знаю, что она велела тебе держаться от меня подальше, — говорю я, выезжая на двухполосное шоссе.

Бросаю на неё взгляд, и она прищуривается. Готов поспорить на деньги, что она гадает, откуда я это знаю. Я не знал. Но уверен, что большинство девушек предупреждают своих лучших подруг держаться подальше от большого злого волка, а Мэг знает, что я не гожусь для Ханны. Черт, очевидно, она права.

— Я знаю, что она это сделала, так почему же ты разговариваешь со мной?

— Может быть, я ей не верю.

— Да неужели? — я смеюсь. Это так мило.

— А должна?

Светофор загорается красным, и я останавливаюсь на перекрестке. Лунный свет пробивается сквозь ветровое стекло, озаряя ее лицо. Эта исключительная красота, исходящая от нее, делает меня уязвимым.

— Может быть. — Мой взгляд падает на ее губы, и все, что я хочу сделать, это поцеловать ее. Может быть, я мог бы поцеловать ее. Возможно, я много чего мог бы с ней сделать, но впервые в жизни боюсь, что что-то испорчу, поэтому сглатываю и беру ее за руку, переплетя свои пальцы с ее. Я не хочу запятнать ее невинность. Вместо этого мне хочется раствориться в ней.

— Я рискну, — выдыхает она.

Загорается зеленый свет, и я снова обращаю свое внимание на дорогу. Двигатель шипит и почти глохнет, когда нажимаю на газ.

— Предпочитаешь ходить по острию?

— Все бывает в первый раз…

Маленький городок сменяется полями высокой травы. Коровьими пастбищами. Полями хлопка в полном цвету.

— Ты ведь знаешь, что я пока не отвезу тебя домой?

— Неужели? — Улыбка медленно появляется на ее лице.

— Дурной тон провожать леди домой до полуночи. — Стучу по часам на приборной доске. — Итак, у меня есть еще час и пятнадцать минут.

— Хм.

— Ну же, ты же знаешь, что не хочешь домой.

— Ты прав. Не хочу.

Мы останавливаемся под дубом у озера Митчелл. Одним из тех клише озерных деревьев с качелями из покрышки, свисающей с ветвей. Свет вспыхивает в салоне, когда Ной с улыбкой распахивает дверь. У плохих мальчиков не должно быть таких ямочек на щеках — от этого становится еще труднее не позволить им разбить твое сердце в надежде, что, может быть, только может быть, ты сможешь приручить их.

Ной открывает мою дверцу и помогает выбраться из грузовика. Остропряный аромат его одеколона подхватывает теплый ветерок, пробежавший по моим волосам.

Жужжание цикад эхом отдается от озера почти в такт плеску воды, бьющейся о берег.

— Где мы?

— Ш-ш-ш, — шепчет он мне на ухо, тепло его дыхания обдувает мои волосы, прежде чем он берет меня за руку и ведет в темноту.

В Рокфорде ночь не просто темная, это было то, что называют деревенской тьмой. Ни уличных фонарей, ни зарева из соседнего города. В этом был какой-то покой. Иногда покой приходит от самых простых вещей, которые мы часто принимаем как должное. Цикады, душная жара. Темнота.