Шрифт:
— Хорошо, — говорит он, положив руку мне на талию и поднимая меня в кузов своего грузовика. — Обещаешь не кричать?
Нервный смешок срывается с моих губ.
— Ладно, не уверена, что мне нравится, как это звучит…
— Неа. — Ной подмигивает мне, перепрыгивает через борт грузовика, забираясь внутрь и садясь рядом со мной. — Но на самом деле, не кричи.
Он притягивает меня к своей груди. Пальцами пробегается по моим волосам, пока напевает мне в ухо, и как только я закрываю глаза и расслабляюсь, рев самолета становится все громче и громче. Я напрягаюсь, и Ной сжимает меня крепче.
— Все нормально.
Грохот становится таким громким, что я закрываю уши, а затем — вжух — мои волосы хлещут меня по лицу. Прямо над нами пронесся самолет, и воздух наполняется запахом реактивного топлива. Красная вспышка посадочных огней пронеслась над грузовиком, прежде чем шины заскрежетали по взлетно-посадочной полосе. Адреналин пронзает меня насквозь.
—Юх-хуууууу, — кричит Ной. — Вот это кайф! — Он крепче прижимает меня к себе. — Правда? Заставляет почувствовать себя живым?
— Эта штука была примерно в сотне футов над нами… от силы... — Я все еще сжимаю грудь, ожидая, когда успокоится пульс.
— Знаю, — шепчет он мне на ухо, и в его голосе звучит возбуждение.
Большинство парней приходят в восторг от спортивных автомобилей, денег... тот факт, что его возбуждала жизнь — опьяняет и захватывает. Я не уверена, что когда-либо встречала человека, который просто наслаждался жизнью так, как Ной, и это заставляло меня хотеть быть рядом с ним. Он заразителен в лучшем смысле этого слова, особенно для моего взволнованного сердца. Ной заставляет меня забыть, все время, заставляя чувствовать то, что я никогда не чувствовала раньше. И это первый момент, когда я неожиданно почувствовала себя в безопасности в его объятиях. В груди у меня все сжалось. С подобными вещами, ты просто ждешь, когда они развалятся. Беспечность быстро кончается. А мы были беспечны…
— Как ты нашел это место? — спрашиваю я.
— В старших классах я работал на одного парня, у которого был дом прямо здесь. Аэропорт купил его у него. Его дом был, — он указывает за грузовик, — прямо здесь. Ему заплатили около четырехсот тысяч за маленькую хибару. Парень умер счастливым богатым ублюдком.
— Как печально.
— То, что он умер?
— Да.
— Нет, Клетус — так его звали — ему было около восьмидесяти. Он прекрасно провел время перед смертью. Последнее, что он прислал мне, была открытка с Бали.
— Бали?
— Ага, в каком-то месте с кучей обезьян, очевидно, это был пункт из его списка того, что надо сделать в жизни. Он вычеркнул его своего списка, благодаря продажи этой земли. Нет ничего лучше.
— Я так не думаю.
— А что у тебя в списке желаний?
— Даже не знаю…
Ной фыркает.
— Да ладно.
— Серьезно, я никогда об этом не задумывалась. Наверное, поездка в Париж.
— Вау. Париж, — смеется он. — Как оригинально.
— Дай угадаю, а у тебя: прыгнуть с парашютом, плавать с белыми акулами, что-то, что может тебя убить.
Я закатываю глаза.
— Я хочу путешествовать. Хочу отплатить бабушке за все, что она для меня сделала. И, знаешь, большие белые акулы и прыжки с парашютом, зарабатывать миллионы долларов и все такое. — Из его груди вырывается неловкий смешок. — Может быть, доказать моим родителям, где бы они ни были, что они совершили ошибку.
— Это тебя беспокоит, — говорю я, когда его ладонь лениво скользит по моей руке.
— Хотел бы я, что бы это было не важно. Что бы мне было все равно.
— Как это возможно?
Чувствую, как он пожимает плечами.
Я стискиваю зубы. Меня злит, что не один, а оба родителя могут бросить своего ребенка. Как можно просто встать и уйти? Мне больно за него, потому что люди, которые должны были дать ему почувствовать себя в безопасности, заботе и любви, заставляли его чувствовать себя недостаточно хорошим.
Сажусь прямо и беру его руки в свои.
— Они тебя не заслуживают, — говорю я, качая головой. — Мне все равно, насколько плохим ты себя считаешь, Ной Грейсон. Ты можешь сколько угодно притворяться, говорить, что ты Железный Дровосек, но ты хороший человек, и они не заслуживают от тебя даже мимолетной мысли.
Медленная улыбка трогает его губы, и он проводит пальцами по моей щеке.
— Надеюсь, никто никогда по-настоящему не обидит тебя, потому что это сделает тебя такой же циничной, как я. — Между его бровей залегла морщинка. Ной прочищает горло. — Итак... Париж, да?
Он прислоняется спиной к борту своего грузовика.
— Да, Париж.
— Ты хочешь поехать из-за Эйфелевой башни, потому что это город романтики?
— Нет, из-за еды.
Ной смеется, опустив подбородок на грудь.