– Простите мое любопытство, матушка, но почему же они жили так далеко, в Эрзуруме, да еще в какой-то усадьбе? Раз Михримах Султан принадлежит династии, ей надлежало бы жить в столице или хотя бы в каком-нибудь санджаке вместе с мужем в достойных ее положения условиях.

Эсма Султан удрученно вздохнула и ответила дочери с нотками сожаления:

– Много лет назад у Михримах казнили мужа, отца Мехмета, и она очень тяжело переживала свою утрату. Она стала вдовой, еще нося сына под сердцем, а, как родила, решила уехать из своего дворца, где ей все напоминало о покойном муже. Как бы я не умоляла ее остаться, она не слушала. И уехала в Эрзурум, где родилась и где похоронена ее мать Севен Султан. Как принято, все богатства ее мужа после его смерти были переданы в казну, и у Михримах осталось не так много золота, потому она смогла позволить себе лишь усадьбу. Зная об их с Мехметом положении, я часто помогала им золотом с позволения твоего отца. Признаться, я к Михримах очень привязана и дорожу нашей дружбой. Ты сама убедишься, что в мире нет человека добрее и сердечнее.

Их разговор прервал приход Фидан-калфы, которая с волнением сообщила о прибытии шехзаде Мурада во дворец. Эсма Султан, заулыбавшись, тут же встала на ноги, и Нермин поспешила подняться ей вслед. В холл через миг вошел высокий и стройный темноволосый мужчина с аккуратной бородой, у которого была очень теплая улыбка и такие же карие глаза, как у ее матери. Они были чем-то похожи, как и полагается родным брату и сестре, но у шехзаде кожа была смуглой, а у султанши – бледной, как у ее матери, да и черты их лиц были не слишком-то сходны.

– Эсма.

– Брат, добро пожаловать, – взяв его за руки, сердечно воскликнула султанша. Она обернулась на скромно стоящую за ее спиной дочь и с улыбкой подозвала ее к себе. Порозовевшая Нермин покорно приблизилась и поклонилась своему дяде. – Вот, это наша Нермин. Она тебя, верно, плохо помнит.

– Здравствуй, Нермин, – кивнул шехзаде Мурад, коснувшись племянницы нежным взглядом. – Ты так подросла, да хранит тебя Аллах. Я, помнится, видел тебя, когда ты была совсем еще малышкой, лет трех от роду.

– Шехзаде Хазретлери, – робко отозвалась девушка, поклонившись.

Ужин прошел спокойно и мирно. Эсма Султан и шехзаде Мурад за столом не касались личных тем, обсуждая лишь минувший военный поход и то, что происходило в столице в то время, что он длился. Нермин, конечно, понимала, что после ужина ее матушка с дядей уединятся и поговорят по душам, чему сейчас мешало именно ее присутствие. Она для них была еще ребенком и, по мнению взрослых, не должна была участвовать в подобном разговоре. Закончив трапезу, она учтиво попрощалась и ушла к себе, сославшись на усталость.

После ужина они вдвоем разместились на тахте у окна, за которым царила вечерняя темнота. Эсма Султан внимательно вгляделась в немного изменившееся с годами лицо брата и отметила, что оно пусть и обросло бородой и покрылось пока еще только наметившимися морщинками, но было таким же светлым и ясным, как и в пору его юности. Султанша понимала, что это говорило о царящем в его душе покое и о том, что он вполне счастлив и доволен своей жизнью.

– Давно я не была у вас в Манисе… – со вздохом заметила она. – Как там матушка?

– Валиде в порядке, хотя, конечно, годы никого не щадят, – ответил шехзаде Мурад, чуть печально поглядев на сестру. – Из-за того, что она долгие годы пренебрегала едой, ее порою мучают боли в желудке. Но лекари должным образом следят за ее состоянием и облегчают ее боль отварами. По тебе очень тоскует… Бывает, перечитывает твои письма и плачет, – на этих слова у Эсмы Султан от жалости и тоски по матери сжалось сердце. – Валиде хотела приехать в столицу на время похода, чтобы побыть с тобой, но я попросил ее остаться в Манисе, ведь никому другому я не могу доверить свою семью.

– Как дети? – с потеплевшим взглядом тут же спросила Эсма Султан. Она по-доброму завидовала брату, который неоднократно стал отцом и не знал того горя, что постигло ее. – Ты не взял сыновей в поход? Я думала, ты сочтешь их уже достаточно взрослыми для этого.

– В следующий раз – обязательно, но пока что им многому предстоит научиться прежде, чем отправляться на войну. Сулейман, к сожалению, не слишком-то радует меня своим владением оружием, а Алем, наоборот, мало внимания уделяет наукам, не выпуская меча из рук.

– А что их матери? Эта Ассель по-прежнему мутит воду?

Шехзаде Мурад невесело усмехнулся, что его сестра сочла за утвердительный ответ.

– Годы идут, и она набирается мудрости, оттого ведет себя все более сдержанно. Ассель так и не смогла смириться с тем, что я полюбил другую женщину и, конечно, всячески нарушает наш покой, но валиде всегда находит способы ее обуздать.

– А что та, вторая жена? Кажется, Амирхан?

– Ее я уважаю за спокойствие и достоинство, – с теплотой ответил шехзаде Мурад. – Амирхан мне не в чем уличить. В ней я обрел доброго друга и достойную мать для моего сына.