– Это была случайность, – высокомерно огрызнулся Натаниэль. – Сейчас же я подозревал, что ты ночью подстроишь гадость – разве не ты подменила мое распределение во дворец? Я полгода отпахал в деревне Гнилые топи, пока Корнелиус не разобрался!

– Не я, а отец без моего ведома, – зашипела Эбигейл. – В любом случае я была лучшей на курсе! Я сидела и училась, пока ты гулял и пил!

– А ты завидуешь, что я талантливее и мне все давалось легко? И не нужно было высиживать знания задницей, как тебе?

– Это называется усердие! – фыркнула Эби. – И поэтому я должна быть тут единственной помощницей! Но один Белоручка поплакался папочке, и впервые за сотни лет во дворец распределили двух выпускников!

– Ты прекрасно знаешь, что это не так, – ледяным тоном отозвался Натаниэль, уворачиваясь от удара. – Я был вторым на курсе после тебя, и только из-за непереносимости некромагии. У нас разница в одну десятую балла. Папа тут ни при чем. И не называй меня Белоручкой, Шестеренка.

– Ты назвал меня землеройкой на первом курсе!

– Я был пьян, а ты порвала мне штаны.

– Потому что вы достали залезать по моему окну к своим пассиям!

– О, Пряха! Все Горни – мнительные и психованные.

– Все Вудхаусы – подлые негодяи!

Вудхаус покосился куда-то и замолчал. И Эби, развернувшись, замолчала тоже, комкая в руках шипящий огненный шар.

А затем склонилась в поклоне рядом с противником.

В наступившей тишине осыпалась штукатурка и особенно громко был слышен скрип пера секретаря по бумаге. Она голову так и не подняла.

– И часто это здесь происходит, магистр? – ледяным голосом поинтересовалась королева.

– Нет, что вы, ваше величество, – очень фальшиво попытался оправдаться Корнелиус. – Первый раз, мои помощники переволновались…

– Мне очевидно, что эти двое не могут работать вместе! – прервала его правительница.

– Но в стране нет магов сильнее их, – напомнил Корнелиус, взглядом обещая помощникам веселую жизнь. Его отставка на глазах растворялась.

– Боюсь, если я отдам им обоим должность, то через неделю и страны не будет, – королева еще раз гневно осмотрела приемную. – Придворный маг – это одно из первых лиц страны. Он не может вести себя, как идиот или младенец! Он должен вести себя… как вы, магистр.

– Да, ваше величество, – смиренно ответил маг. Провинившиеся напряженно молчали, осознавая, что натворили.

– Фактически, – еще суше проговорила Миррей, – их поведение можно расценить как покушение на мое величество. Неисполнение своих обязанностей по защите королевы. И пусть они не знали, что я здесь, это не оправдание! Я задаю вопрос – а не было ли это предумышленным покушением? Может, семьи Вудхаус и Горни сговорились?

– Ваше величество! – умоляюще воскликнула Эби. – Секиры Горни сотни лет защищают Эринетту от врагов!

– А Вудхаусы тысячу лет верны Эринетте и питают ее поля, – ревниво, но почтительно вмешался Натаниэль.

– Молчать! – повелела королева.

Магистр с сомнением покачал головой, глядя на еще ниже опустивших головы помощников, которых он знал еще по магической академии, где успевал вести курс боевой магии. Собственно, он и настоял, чтобы оба отпрыска самых родовитых семейств Эринетты стали его помощниками. И чтобы жили при дворце, вне постоянного влияния своих семей, тоже устроил он. Магистр очень удивился, когда в первый день Эбигейл Горни явилась одна, а от Вудхаусов пришло письмо, что их сыну должность не нужна, он уехал в родовое лесное поместье и вернется через несколько лет. Хорошо, что вышло разобраться. Плохо, что не вышло помирить их за два года.

– Что вы скажете, магистр? – поинтересовалась Миррей. – Казнить их? Отправить в ссылку – принимая во внимание заслуги их семей? Посадить в подземную тюрьму?

Вудхаус дернул плечами.

– Или сослать чистить конюшни?

Теперь уже вздрогнула Горни.

– Они просто слишком эмоциональные молодые люди… эмоции заставили их совершить глупость, – проговорил Корнелиус, взглядом отправляя помощничков на корм крококустам.

– И пока не поумнеют, не могут быть придворными магами, – отрезала королева, выжидательно уставившись на магистра. – Не думайте, что я не слышала о прошлых выплесках эмоций этих… молодых людей. Они были даже забавны. До поры до времени, пока не превратились в глупость.