Полковник был подтянут, энергичен в речах и уверен в своей идейной позиции. Он, американский богач, сколотивший состояние на золотых приисках Аляски, как ни странно, сочувствовал русским большевикам и считал их единственной силой, с которой Западу надлежит общаться самым серьезным образом.

Орлиный нос и черные волосы делали Робинса похожим на американского индейца с новой пятицентовой монеты, не хватало только украшения из орлиных перьев.

Пламенные речи полковника о политическом моменте завораживали одних собеседников и вводили в ступор других. Казалось, что он осведомлен о событиях лучше самого посла.

Рядом с ним находился еще один гость из-за океана, сопредседатель комитета по общественной информации Соединенных Штатов Эдгар Сиссон. Он совсем недавно прибыл в Россию в качестве специального уполномоченного представителя президента Вильсона и пока только присматривался к окружающим.

Сиссону было немного за сорок, он известный в Америке журналист, в недавнем прошлом издатель и редактор журнала «Космополитен».

В 1917 году Сиссон неожиданно сменил журналистское амплуа и увлекся политикой. Впрочем, кто теперь политикой не увлекается? В России работало немало представителей американской прессы, каждый из них видел русскую революцию по-своему и корреспондировал об этом в газеты, которые печатали самую разнообразную, порой фантастическую информацию о событиях в России.

У Эдгара Сиссона тоже была на уме одна версия на тему источников финансирования русской революции, и он находился в Петрограде, чтобы её проверить и, если получится, приобрести обличительные документы для публикации в Штатах.

Гостей на вечере развлекал смешными рассказами поверенный в делах Бразилии Вианна Кельш. У него была свежая история на злободневную тему.

Кельш с упоением рассказывал собеседникам о том, как посол Френсис недавно упрекнул его в недостаточном информировании своего правительства о русских делах.

– Позвольте, – делал паузу эксцентричный бразилец, – мой телеграфный счет за этот год больше вашего американского!

Видя недоумение собеседников, он добавлял, что еще весной отправил телеграфом в Рио-де-Жанейро перевод речи Керенского о русской революции, истратив на это весь годовой почтовый лимит, в пересчете около тысячи американских долларов.

– Когда я служил на Балканах и проявлял рвение к службе, всегда получал взыскания. И тогда я понял, не делайте ничего лишнего, – довольно завершал он рассказ, обведя глазами публику, – тогда почет и продвижение по службе вам будут гарантированы. Вы знаете, это действительно так, ведь Петербург – не какая-то там болгарская София!

Все смеялись над забавным бразильцем. Подобных историй в его багаже было немало.

Прием проходил в двух залах посольства. Слуга Филип украсил их цветами и листьями папоротника. Купил он все это богатство также на толкучке. Видимо, растения поступили из ботанического сада, где же еще взять такую экзотику в ноябре в промозглом и открытом ветрам Петрограде?

В качестве угощений были поданы бутерброды с запеченой ветчиной и пирожные. Из напитков пунш и персиковый чай со льдом.

Гости увлекались пуншем, вели светские беседы. Почти все присутствующие предрекали скорую кончину большевизма. Открыто сомневался лишь полковник Роббинс. Он был знаком с большевстскими лидерами, вхож в кабинеты и знал ситуацию лучше других.

– Господа, – привлекая внимание, говорил он гостям, – один высокопоставленный большевик как-то сказал мне: «Даже если мы и есть политический труп, зловонный и смрадный, то, замечу Вам, покажите, кто же осмелиться его похоронить?»

«Наверное, это сказал Троцкий, – решило высокое общество, – он мастер подобных метафор, – и если сами лидеры большевиков так о себе думают, то конец их, скорее всего, близок».

Никто из присутствовавших тогда не догадывался, что большевизм в России в ноябре 1917 года еще только расправлял плечи, готовясь приступить к строительству нового общества. В этом обществе не было места буржуазии и прочим «эксплуататорам». Они должны исчезнуть как чуждые новой жизни элементы старого режима. Об этом Роббинсу тоже говорили товарищи в Смольном. Но в подобную перспективу развития событий пока мало кто верил.

Как всегда, после таких встреч гости расходились в приподнятом настроении. Им думалось, что со дня на день кошмар большевизма исчезнет с улиц Петрограда и всей России и к власти придут ответственные люди. Пусть это будет кто угодно, не так важно, монархисты или сторонники республики. Главное, чтобы они смогли покончить с этой вакханалией распоясавшейся черни и вернуть хоть какое-то подобие порядка. И еще важно, на этом настаивали коллеги по Антанте, чтобы продолжалась война до полной победы и Россия оставалась верной союзническому долгу.

Иностранцы сочувствовали лояльным Антанте русским, говорили, что Россию они в беде не оставят. Гостям американского посла очень хотелось этому верить.

В Петрограде на Французской набережной в доме № 10 располагалось посольство республики Франция. Когда-то набережная называлась по-другому, но в 1902 году, после визита в Петербург президента Третьей Республики Эмиля Лубэ, было решено переименовать её в честь союзной державы. Определенную роль сыграло и местоположение посольства.