Услыхав такую весть и узнав, что мистер Пегготи находится сейчас там, я решил немедленно туда отправиться. Пожелав спокойной ночи мистеру Омеру и мистеру и миссис Джорем, я пустился в путь с чувством, что совершается нечто очень важное, и мистер Баркис превратился для меня в какое-то совсем повое, неведомое существо.

На осторожный мой стук в дверь отозвался мистер Пегготи. При виде меня он удивился меньше, чем я ожидал. Так же встретила меня и Пегготи, когда она спустилась вниз. И то же самое мне случалось наблюдать впоследствии: думаю, что в ожидании грозного события все другие события и нежданные перемены ничто.

Я пожал руку мистеру Пегготи и прошел в кухню, пока он потихоньку запирал дверь. Там, у очага, закрыв лицо руками, сидела малютка Эмли. Подле нее стоял Хэм.

Мы говорили шепотом, время от времени прислушиваясь, не донесется ли шум из комнаты наверху. В последнее мое посещение я об этом не подумал, но как странно было сейчас не видеть здесь, в кухне, мистера Баркиса!

– Доброе вы дело сделали, что приехали, мистер Дэви!
– сказал мистер Пегготи.

– Что верно, то верно, - подтвердил Хэм.

– Эмли, моя милая!
– воскликнул мистер Пегготи.
– Да посмотри же! Приехал мистер Дэви. Приободрись, милочка! Неужто ты ни словечка не скажешь мистеру Дэви?

Она вздрогнула всем телом - я и сейчас это вижу. Когда я прикоснулся к ее руке, она была холодна - я это и сейчас чувствую - и казалась бы совсем безжизненной, если бы не высвободилась из моей руки. А потом Эмли медленно поднялась со стула и, подойдя с другой стороны к своему дяде, молча и все еще дрожа, припала к его груди.

– У нее такое любящее сердечко, что ему не под силу это горе, - сказал мистер Пегготи, приглаживая своею большой заскорузлой рукой ее пышные волосы.
– Оно и натурально, мистер Дэви, что молодые непривычны к таким вот испытаниям и вдобавок робки, как моя птичка... оно и натурально!

Она еще крепче прильнула к нему, но не подняла головы, не проронила ни слова.

– Время уже позднее, моя милая, - сказал мистер Пегготи, - а вот и Хэм пришел, чтобы отвести тебя домой. Ну, ступай с ним - у него тоже любящее сердце. Ну, как же, Эмли? Ну, как, моя красоточка?

Звук ее голоса не коснулся моего слуха, но мистер Пегготи наклонил голову, как бы прислушиваясь, а затем сказал:

– Позволить тебе остаться с дядей? Да неужто ты об Этом меня просишь? С дядей остаться, моя птичка? Да ведь твой муж - он скоро будет твоим мужем ждет, чтобы отвести тебя домой! Ну, кто бы мог подумать, что эта малютка прилепится к такому заскорузлому старику, как я!
– сказал мистер Пегготи, с невыразимой гордостью озирая нас обоих.
– Но в ее сердце больше любви к дяде, чем соли в море... глупенькая Эмли!

– И Эмли права, мистер Дэви!
– заявил Хэм.
– Раз Эмли этого хочет, да к тому же она так встревожена и напугана, я ее оставлю здесь до утра. Да уж и сам останусь!

– Э нет!
– возразил мистер Пегготи.
– Это не годится... чтобы женатый человек, или почти что женатый, взял да и пропустил рабочий день. Не годится и так - днем работать, а ночью ухаживать за больным! Ступай домой и ложись спать. За Эмли не тревожься, о ней здесь позаботятся, уж я-то знаю.

Хэм дал себя уговорить и взялся за шапку. Даже когда он поцеловал Эмли - я не видел, как он к ней подошел, но чувствовал, что природа наделила его сердцем джентльмена, - она еще крепче прижалась к своему дяде, словно отстраняясь от своего нареченного. Я бесшумно закрыл за ним дверь, чтобы ничем не нарушать тишины, царившей в доме; когда же я вернулся, мистер Пегготи все еще с ней разговаривал.

– Я поднимусь наверх и скажу твоей тетушке, что здесь мистер Дэви, и она немножко приободрится, - говорил он.
– А ты, моя милая, посиди покуда у очага и погрей руки, они у тебя ледяные. Разве можно так бояться, принимать все так близко к сердцу!.. Что? Ты пойдешь со мной? Ну что ж, пойдем, пойдем!.. Знаете ли, мистер Дэви, - добавил мистер Пегготи с не меньшей гордостью, чем раньше, - если бы ее дядю выгнали из дому и пришлось бы ему валяться в канаве, я уверен, что она пошла бы за ним! Но скоро появится кто-то другой, да, кто-то другой, Эмли!

Позднее, когда я поднялся наверх и проходил мимо двери моей маленькой комнатки, где было темно, мне смутно почудилось, будто она лежит там, распростершись на полу. Но была ли то она, или в комнате сгустился мрак, я и по сей день не знаю.

У меня было время подумать у камелька о страхе перед смертью, который испытывала малютка Эмли, - памятуя о том, что говорил мистер Омер, я приписал этому страху перемену, происшедшую с ней, - и, прежде чем сошла вниз Пегготи, пока я сидел в одиночестве, прислушиваясь к тиканью часов, охваченный торжественной тишиной, царившей вокруг, было у меня также время подумать более снисходительно об этой ее слабости. Пегготи заключила меня в свои объятия, призвала благословения на меня и снова и снова благодарила за то, что я принес ей утешение в ее горе (таковы были ее слова). Потом она умоляла меня пойти наверх, всхлипывая, говорила, что мистер Баркис всегда любил меня и восхищался мною и часто вспоминал обо мне, пока был в сознании, и она уверена, что если он придет в себя, то при виде меня оживится, ежели вообще может его оживить что-нибудь на свете.