Шрифт:
Когда я это пишу, я не вспоминаю, а вижу воочию удивление доктора и его нежность, достоинство, с которым его жена умоляюще простирала руки, трогательное волнение мистера Дика и явственно слышу, как бабушка с самым серьезным видом шепчет про себя: "И вот этот человек - сумасшедший!" выражая свое торжество по поводу того, что спасла его от большой беды.
– Доктор!– окликнул мистер Дик.– Да в чем же дело? Поглядите-ка!
– Анни!– воскликнул доктор.– Встаньте, встаньте, моя дорогая!
– Нет!– ответила она.– Умоляю, пусть никто не уходит! О мой супруг, мой отец, нарушим это долгое молчание! Мы оба должны знать, что между нами произошло!
Тут миссис Марклхем обрела дар речи и, распираемая фамильной гордостью и материнским негодованием, воскликнула:
– Анни! Немедленно встань! Ты унижаешь себя, и твоим родным стыдно за тебя! Или ты, может быть, решила свести меня с ума?
– Мама! Не надо вмешиваться...– отозвалась Анни.– Я обращаюсь к моему мужу, и даже вы здесь - ничто!
– Ничто!– вскричала миссис Марклхем.– Я - ничто! Моя дочь рехнулась! О, дайте мне стакан воды!
Не отрываясь, я следил за доктором и его женой и не обратил внимания на эту просьбу, на которую, впрочем, никто не отозвался. И миссис Марклхем, выпучив глаза, запыхтела и стала обмахиваться газетой.
– Анни!– сказал доктор, нежно привлекая ее к себе.– Любовь моя! Если в нашей совместной жизни с течением времени произошла неизбежная перемена, вы в этом не повинны. Вина моя, только моя. Но я по-прежнему вас люблю и уважаю, по-прежнему восхищаюсь вами. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Я преданно люблю вас и почитаю. Встаньте, Анни, прошу вас, встаньте!
Но она не поднималась с колен. Пристально поглядев на него, она придвинулась к нему ближе, положила ему на колени руку и, склонив на нее голову, сказала:
– Если есть у меня здесь друг, который ради меня или ради моего мужа может отозваться, если есть у меня здесь друг, который может громко высказать те догадки, какие иной раз нашептывало мое сердце, если есть у меня здесь друг, который почитает моего мужа или когда-нибудь был ко мне расположен, и этому другу известно хоть что-нибудь, чем нам можно помочь, я умоляю его говорить!
Наступило глубокое молчание. После короткого мучительного колебания я его нарушил.
– Миссис Стронг!– сказал я.– Мне кое-что известно, но доктор Стронг настойчиво просил меня держать это в строжайшей тайне. Вплоть до сегодняшнего вечера я это скрывал, но, мне кажется, настало время, когда скрывать дальше - значит совершать ошибку из-за ложной деликатности: ваш призыв позволяет мне нарушить его приказ.
На мгновение она повернула ко мне лицо, и я понял, что прав. Я не мог бы сопротивляться этому умоляющему взгляду, даже если бы уверенность, которую я в нем почерпнул, была менее тверда.
– Наш мир и покой, быть может, в ваших руках, - сказала она.– Я верю, что вы ничего не утаите. Что бы вы или кто бы то ни было другой мне ни сказали, я заранее знаю: ничто не может бросить тень на благородство моего мужа. Если вам кажется, что ваши слова заденут меня, пусть это вас не смущает. Я сама дам ответ ему, а также господу!
После такой страстной мольбы я, не спрашивая разрешения доктора и только немного смягчив грубость Урин Хипа, откровенно рассказал обо всем, что произошло в той же самой комнате в тот памятный вечер. Невозможно описать, как таращила глаза миссис Марклхем и как пронзительно она вскрикивала, прерывая мой рассказ.
Когда я умолк, Аини оставалась безмолвной, голова ее по-прежнему была склонена. Потом она взяла руку доктора (он сидел в той же позе, в какой мы его застали), прижала к своей груди и поцеловала. Мистер Дик осторожно помог ей встать, и, опираясь на него и не сводя глаз с мужа, она заговорила:
– Я открою все, что было у меня на сердце с того дня, как мы стали мужем и женой, - сказала она тихо, покорно и трогательно.– Теперь, после того как я все узнала, я не могла бы жить, если бы что-нибудь утаила.
– Но я никогда не сомневался в вас, Анни, дитя мое, - ласково сказал доктор.– Это лишнее, уверяю вас, это совсем лишнее, дорогая моя.
– Нет, это очень важно, чтобы я открыла всю свою душу перед таким благородным и великодушным человеком, которого, год за годом и день за днем, я любила и почитала все больше и больше, о чем знает господь!– сказала она тем же топом.
– Ох!– прервала миссис Марклхем.– Если у меня еще есть какое-то благоразумие...
(- Но у тебя его нет, интриганка!– с негодованием прошептала бабушка.)