Шрифт:
Литвиненко всегда покидал кровать около восьми и, позавтракав, отправлялся на испытательную биологическую станцию, снабженную разнообразными, пока еще работающими, приборами, где трудился до полудня, пока не становилось нестерпимо жарко. Однако сегодня он неожиданно безумно заскучал по гостинице, надолго ставшей его домом, где до сих пор обеспечивалась благословенная прохлада, обеспечиваемая кондиционерами, питаемыми энергией Терминала. Ученый провел несколько часов, описывая в дневнике накопившиеся эмоции и последние наблюдения в ожидании подполковника Вооруженных сил Империи Александра Сапрыкина, надеясь, что тот составит ему компанию за легкой выпивкой. Это случалось нередко, и тогда к экспериментам академик приступал только ближе к вечеру.
К тому же, военный всегда был готов поделиться планетарными новостями, ведь орбитальный спутник постоянно сбоил, Терминал тогда не работал на прием, и информации о положении дел на планете, таким образом, было крайне мало. Наместник Олаф Крюгер сначала пытался добиться замены спутника, но выяснилось, что проблема, как обычно, была в непредсказуемости солнца Тихого Омута. Более же дорогостоящее оборудование никто поставлять не собирался. А какой смысл? Местной разумной жизни нет, постоянных жителей чуть больше двухсот тысяч, промышленность отсутствует…
Литвиненко вышел на край испытательной платформы, чтобы понаблюдать за расцветом очередного жаркого дня. Вокруг успела воцариться суета, неизбежно сопровождающая движение дрейфующей громадины станции. Низко над водой летали комары-альбиносы размером не меньше широко распространенного повсеместно в галактике воробья, и чайки – вполне обычные по всем параметрам – иногда задевали крыльями блестящую водную поверхность и оставляли на ней колышущиеся под сверкающим солнцем круги. Их крики были похожи на низкий плач одинокого пропойцы, тоскующего в своих алкогольных дремах. Размахивая огромными крыльями так, что раздавался оглушительный свист, и, обдавая ветром, над головой Литвиненко пролетел огромный ярко-зеленый орел-амфибия. Только кончики крыльев у него были черные, клюв – белый с красной окантовкой, а лапы поражали своей силой даже на расстоянии. Этот хищник был редок и являлся самой настоящей бедой для всех воздухоплавающих обитателей Тихого Омута. В воде же он чувствовал себя не очень уверенно, но выбор пищи там был намного богаче, что заставляло орла частенько мочить свое великолепное оперение, не имея при этом стопроцентной гарантии успешной охоты.
Он направлялся в сторону группы живописных атоллов. Литвиненко с некоторой завистью проводил полет величественной птицы глазами. Его не переставал восхищать вид этих клочков суши среди безбрежного океана. В последнее время на пути дрейфа его испытательной станции таких живописных уголков возникало все больше – и совсем крохотных, и сравнительно большого размера. Академик совершенно точно знал, что еще год назад их на этом месте могло и не быть. Они возникали и пропадали то здесь, то там. И непостоянство их появлений и исчезновений вызывало немалое удивление ученых.
Данная группа атоллов представляла собой несколько неровных колец, которые обрывались и возникали снова. Иногда один внутри другого. Как правило, они были окружены утробным гулом, а иногда и бешеным ревом бушующих вокруг волн, которые налетали на островки и дробились с шумом и пеной. Белые вихри недоумевающих от неожиданной преграды валов выглядели просто потрясающе на фоне спокойствия земной тверди, которая, быть может, пару месяцев назад никакой надводной твердью и не являлась. Особенно впечатляющим зрелище было при резких порывах шквалистого ветра. В такие моменты приближать к суше было опасно. Атоллы выглядели поистине страшно. Огромные волны, возникающие ниоткуда, накатывали на берег, расшибаясь и ломаясь о них, но никогда не сдаваясь. Раз за разом во время шторма посылал океан свои армии на штурм, но редко когда ему удавалось одержать победу.
Только во время сильнейших бурь, сопровождаемых ураганами, водная стихия на время брала верх. А в некоторых случаях заставляла капитулировать участки суши, особенно невысокие и хрупкие островки. Остальные же терпеливо пережидали нашествие стихии и снова гордо возвышались над поверхностью, когда океану на некоторое время надоедало играть в эту вечно повторяющуюся игру.
Сейчас группе атоллов ничего не угрожало, что подтверждало и поведение орла-амфибии. Литвиненко, проследив взглядом за его невозмутимым полетом, убедился, что хищник спокойно скрылся в уступах высоких скал. Сам академик подобные вылазки предпочитал делать только в случаях, когда была вероятность сделать какое-либо открытие.
Несущие смерть крылья птицы имели в размахе не менее восьми метров. С такими размерами в воздухе у орлов-амфибий просто не могло быть конкурентов! Сейчас хищник, очевидно, насытившись, намеревался укрыться в тени деревьев, произраставших на атоллах, и немного передохнуть. Академик часто удивлялся спокойному отношению этих воздушных громадин к людям. Так уж повелось, но на планете не было зафиксировано ни одного крупного происшествия, связанного с нападениями орлов-амфибий на человека.
На западе ночь окончательно исчезла в водной глади – просто слилась с океаном. А восток уже обещал такую привычную и такую ненавидимую Литвиненко жару. Солнце грело в этот день не в полную силу, и сверкало неимоверно красиво, заставляя щурить глаза, которые беспрестанно слезились.
На океанской глади появилась едва заметная спокойная зыбь, а на ней – зеленые пятна различной формы. Псевдоводоросли – главное сокровище Тихого Омута – плавучие кустарники как будто поднимались с океанских глубин. Это было, конечно, иллюзией. На самом деле, эти растения не могли погрузиться даже на самое небольшое расстояние от поверхности океана.
Комары-альбиносы и здесь находили себе что-то съедобное. Они, мерцая под ослепительным солнечным светом, низко кружили над водной поверхностью, изредка приземляясь на растения. По бледной глади воды засеребрились пестрые, темновато-синие дорожки. Местные рыбы тоже были не прочь полакомиться планктоном, и дорожек становилось все больше. Активность увеличивалась прямо пропорционально усилению шквальных порывов. Ветер крепчал и начал возводить искрящиеся белые буруны, похожие на небольшие гейзеры. Но шторма, судя по всему, не намечалось. Подводная и воздушная живность, по крайней мере, не проявляла никаких признаков предгрозовой настороженности.