— Смысл моих слов, сэр, совершенно ясен, — с торжественным видом отозвался мистер Грегсбери. — Мой секретарь должен быть в курсе внешней политики всех стран мира, следя за ней по газетам; просматривать все отчеты о публичных собраниях, все передовые статьи и отчеты о заседаниях различных обществ и отмечать все детали, которые, по его мнению, могут показаться интересными в маленькой речи по вопросу о какой-нибудь поданной петиции или чего-нибудь еще в этом роде. Понимаете?

— Кажется, понимаю, сэр, — ответил Николас.

— Далее, — сказал мистер Грегсбери, — необходимо, чтобы он изо дня в день знакомился с газетными эамет ками о текущих событиях — ну, например, «Таинственное исчезновение и предполагаемое самоубийство подручного в трактире» или что-нибудь еще в таком роде, на чем я мог бы обосновать запрос, обращенный к министру внутренних дел. Зятем он должен переписать запрос и то, что я запомнил из ответа (включив маленький комплимент моему независимому духу и здравому смыслу), и отправить заметку в местную газету, прибавив, быть может, пять-шесть вводных строк, напоминающих, что я всегда нахожусь на своем посту в парламенте, никогда не уклоняюсь от ответственных и тяжелых обязанностей и так далее. Вы понимаете?

Николас ответил поклоном.

— Затем, — продолжал мистер Грегсбери, — я бы хотел, чтобы он время от времени просматривал цифры в напечатанных таблицах и делал некоторые общие выводы; я должен быть хорошо осведомлен, например, по вопросу о государственном доходе от обложения налогом строевого леса, по финансовым вопросам и так далее. И я бы желал, чтобы он подготовил кое-какие доводы против возврата к расплате наличными и обращения звонкой монеты, с указанием на гибельные последствия таковых мероприятий, а также коснулся вывоза золотых и серебряных слитков, упомянул о русском императоре, о банкнотах и тому подобных вещах, о которых достаточно будет сказать вскользь, потому что никто в этом ничего не смыслит. Вы усваиваете мою мысль?

— Как будто понимаю, — сказал Николас.

— Что касается вопросов, не имеющих отношения к политике,разгорячившись, продолжал мистер Грегсбери, — и таких, к каким нельзя требовать ни малейшего внимания, кроме естественной заботы не допускать, чтобы низшие классы пользовались таким же благосостоянием, как и мы, — иначе что стало бы с нашими привилегиями, — я бы хотел, чтобы мой секретарь составил несколько маленьких парадных речей в патриотическом духе. Так, например, если бы внесли какой-нибудь нелепый билль о предоставлении этим жалким сочинителям — авторам — права на их собственность, — я бы хотел сказать, что лично я всегда буду против возведения непреодолимой преграды к распространению литературы в народе — понимаете? — я бы сказал, что создания материальные, как создания рода человеческого, могут принадлежать отдельному человеку или семье, но создания интеллектуальные, как создания божии, должны, само гобой разумеется, принадлежать всему народу. Находясь в приятном расположении духа, я не прочь был бы пошутить на тему о потомстве и сказать, что пишущие для потомства должны довольствоваться такой наградой, как одобрение потомства. Это понравилось бы палате, а мне не причинило бы никакого вреда, потому что вряд ли потомство будет знать что-нибудь обо мне и моих шутках? Вы понимаете?

— Понимаю, сэр, — ответил Николас.

— В подобных случаях, когда наши интересы не затронуты, — сказал мистер Грегсбери, — вы всегда должны помнить, что следует энергически упоминать о народе, ибо это производит прекрасное впечатление во время выборной кампании, а над сочинителями можете смеяться сколько угодно, потому что большинство из них, полагаю я, снимает комнаты и не имеет права голоса [42] . Вот в общих чертах беглое описание тех обязанностей, какие вам предстоит исполнять, если не считать того, что каждый вечер вы должны дежурить в кулуарах, на случай если бы я что-нибудь забыл и нуждался в новой начинке, а иногда, во время горячих прений, садиться в первом ряду галереи и говорить окружающим: «Вы видите этого джентльмена, который поднес руку к лицу и обхватил рукой колонну? Это мистер Грегсбери… знаменитый мистер Грегсбери…» И вам надлежит добавить еще несколько хвалебных слов, которые в тот момент придут вам в голову. А что касается жалованья, — сказал мистер Грегсбери, стремительно приводя к концу свою речь, потому что ему не хватило дыхания, — а что касается жалованья, то во избежание всякого недовольства, я готов сразу назвать крупную сумму, хотя это больше, чем я имею обыкновение платить, — пятнадцать шиллингов в неделю, и — покажите, на что вы способны. Все!

Сделав это блестящее предложение, мистер Грегсбери снова откинулся на спинку кресла с видом человека, который проявил совершенно безрассудную щедрость, но тем не менее решил в этом не раскаиваться.

— Пятнадцать шиллингов в неделю — это не много, — мягко заметил Николас.

— Не много? Пятнадцагь шиллингов не много, молодой человек? — вскричал мистер Грегсбери. — Пятнадцать шиллингов…

— Пожалуйста, не думайте, сэр, что я возражаю против этой суммы,ответил Николас. — Я не стыжусь призначься, что, какова бы ни была она сама по себе, для меня это очень много. Но обязанности и ответственность делают вознаграждение ничтожным, и к тому же они так тяжелы, что я боюсь взять их на себя.

— Вы отказываетесь принять их, сэр? — осведомился мистер Грегсбери, протягивая руку к шнурку колокольчика.

— Я боюсь, сэр, что при всем моем желании они окажется мне не по силам, — ответил Николас.

— Это равносильно тому, что вы предпочитаете не принимать этой должности, а пятнадцать шиллингов в неделю считаете слишком низкой платой,позвонив, сказал мистер Грегсбери. — Вы отказываетесь, сэр?

— Другого выхода у меня нет, — ответил Николас.

— Проводи, Мэтьюс! — сказал мистер Грегсбери, когда вошел мальчик.

— Я сожалею, что напрасно вас потревожил, сэр, — сказал Николас.

— Я тоже сожалею, — сказал мистер Грегсбери, поворачиваясь к нему спиной. — Проводи, Мэтьюс!

— Всего хорошего, сэр, — сказал Николас. — Проводи, Мэтьюс! — крикнул мистер Грегсбери.

Мальчик поманил Николаса и, лениво спустившись впереди него по лестнице, открыл дверь и выпустил его на улицу.

С печальным и задумчивым видом Николас отправился домой.

Смайк собрал на стол закуску из остатков вчерашнего ужина и нетерпеливо ждал его возвращения. События этого утра не улучшили аппетита Николаса, и к обеду он не прикоснулся. Он сидел в задумчивой позе, перед ним стояла нетронутая тарелка, которую бедный юноша наполнил самыми лакомыми кусочками, и тут в комнату заглянул Ньюмен Ногс.