Мою руки, раскладываю привезенные шмотки. Прохожу в большую комнату, и меня наконец замечают. Правда, сначала доигрывают пару минут.

– Мам!
– первый подскакивает Никитка.
– Мы с папой ездили в Мак! Потом гуляли и… И покапал дождь!

– А в бабулином районе дождя не было, - пожимаю плечами, - ну что же. Вы молодцы.

Прохожу в гостиную, но никуда толком не иду и останавливаюсь на месте. Волков тоже поднимается на ноги.

– Мы еще ужин вам заказали, - сообщает он, - Ник попросил лазанью. Сказал, ты тоже ее ешь.

Усмехаюсь.

– Еще бы.

Петр тоже улыбается. Легонько так. Смотрит взглядом… Ласковым? Но мне почему-то хочется съежиться под ним и загрустить. Господи, я и мечтать не могла о таком его отношении к сыну! А теперь меня печалит мысль, что общается он со мной так мило только из-за ребенка.

Силюсь взять себя в руки. Однако от Петра мой настрой не ускользает.

– Что-то случилось?

Кит уже убежал по своим делам, его отец подходит ко мне ближе.

– Мм… Нет, ничего.

– Как поездка на старую квартиру?

– Видела Макса, - решаю сказать правду, - уговаривал не глупить.

Петр резко хмурится.

– В каком это смысле?!

– Просил не доверять такому страшному человеку как ты.

На лице Волкова нарисовывается крайнее возмущение. У меня даже грусть-печаль проходит. Он немного забавный.

– Вот крыса! Ну да ладно… Для него я и правда опасен. Пусть знает!

– Спасибо, что побыл с сыном, - стараюсь немного погасить его запал.

– Нашла, за что благодарить, - Петр лишь отмахивается.

Никитка снова зовет его играть. Но папа отказывает спокойно и твердо. Говорит, завтра они поиграют еще. Малыш быстро принимает такие условия. Даже удивительно.

Сам запускает другую программу и вот уже увлеченно повизгивает.

– Я пойду, вам надо отдыхать.

Молча киваю.

– Кира?
– мужчина щурится.

– Мм?
– я наоборот распахиваю взгляд.

– Ты же не взяла в голову слова этого… Максима?

Волков решает заменить ругательство именем. Но по тому оно звучит почти как мат.

Я мотаю головой. Однако сформулировать свои мысли не могу. Молча иду провожать гостя в прихожую. Смотрю, как он надевает ботинки. Берет с вешалки и накидывает темно-серое пальто. Поднимает на меня взгляд.

– Что-то все же не так? Ты не заметила, разговариваю только я.

Широко улыбаюсь. Нервно, скорее всего.

– Да всё как-то в общем, - наконец, открываю рот, - ничего конкретного.

Оно ведь и правда так.

– Этот козел точно тебе больше ничего не говорил?

Волков подходит, расплетает мои пальцы, сцепленные в замок и сжимает их. Ну вот, теперь я точно смогу говорить! Ага, как же. Отрицательно качаю головой.

– Кира?

Он отпускает мои руки, но теперь… Берется за мое лицо. Скользит ладонями по щекам. Цепко, не моргая, вглядывается в глаза.

– Ну что, Петь?
– отвечаю тихо, но все равно вздрагиваю от своего же голоса. Впервые я назвала этого мужчину так.

Теперь он молчит в ответ. И смотрит так… Да бред! Он не может глядеть на меня так же, как тот парень в кафе на свою невесту. Я выдумываю.

Пока копаюсь в эмоциях, не замечаю, как лицо мужчины приближается к моему. Волков тянется ко мне губами. Секунда, и они накрывают мои. Надавливают с силой. А своим языком я уже чувствую его. Горячий и дрожащий от напора. Я же сразу становлюсь слабой. Приятно слабой.

– Мм… - из меня вырывается стон.

Волков задыхается от этого звука. Еще больше горячится. Руки мужчины скользят по моим плечам, затылку, волосам. Сегодня мои пряди распущены, и он может пропускать их через пальцы. Мне хочется захныкать. Настолько хорошо.

Я впиваюсь в его плечи на случай, если ноги подкосятся. Отвечаю на его рваный, но такой жадный поцелуй. Мы пока не можем расслабиться и как будто воруем. А может и не пока. Ведь далеко не факт, что когда-то мы будем осознанно ласкать друг друга, познавать и доставлять удовольствие. Хотя с последним и так порядок…

– Папа, ты уходишь?!

Боже! Отшатываюсь от Петра. На счастье, за спиной стенка. Да, расслабиться мы не может не только из-за принципов. У нас еще маленький сын.

– Кхм… - Волков тоже не сразу отвисает.

Выражение его лица такое, как будто он проснулся после отвязной вечеринки и смотрит на последствия. Обескураженное, чуть усталое. Вот только есть ли на нем сожаление, я не пойму.

– Папы же должны жить с нами.

Сын выражается коряво. Но в голубых глазках упрямство. Ух, взглядом он точно в папу.