Шрифт:
Они сумели упросить кучера подвезти их до определённого места, которое мужчина оптимистично нарёк районом Айвун — «районом страданий». Артур натужно улыбнулся, услышав подобное название, и поинтересовался его скрытым значением. Айва сначала не понял вопроса, сославшись на то, что про это место знает буквально каждый гость и уроженец, но вскоре осознал свой промах. Когда троица села в украшенное цветами ландо, мужчина достал из набедренной сумочки маленький блокнот и карандаш, и принялся писать что-то, что Артур, сколько ни пытался, так и не смог прочесть. Но, исходя из собственных познаний, сделал вывод: Айва составлял список. И писал — это самое примечательное — справа налево, по строчкам, расчерченным вручную. Когда же он закончил, то предоставил Артуру ответы на все интересующие вопросы.
— Этот район прозвали так в честь пленных горожан, которые были казнены за промахи своих правителей. Её Верховное Величество королева Айзара Бельтайн, правящая в те годы, отказалась принять капитуляцию и позволила погибнуть нескольким сотням своих подданных. За это злодеяние её прозвали Айзарой Бескровной, и через несколько лет заставили отречься от престола в пользу своего старшего сына. Тот же, по итогу, решил почтить память убитых и возвёл в центре местной аллеи памятник. Вы его увидите.
— Получается, у вас не всё так гладко, как выглядит?
— Да. Не чета Йере, конечно, но и мы хороши в своих проступках и преступлениях. Даже самые лучшие из нашего рода хоть раз, да ошибались. Но главное, что мы помним места, где оступились, и не повторяем ошибок. Конечно, тоже с парой редких исключений…
— Я хочу задать кое-какой вопрос. О произошедшем… — юноша глянул на собеседника как-то исподлобья, демонстрируя тривиальность интересующей темы. Но тот удовлетворённо кивнул и произнёс что-то невразумительное. — Что случилось в отеле? И почему вы просили меня обождать некоторое время перед уходом? Вы сами спланировали всё это? — шквал вопросов так и сбил Айву с ног. Поразмыслив немного и погуляв глазами то по домам, то по пассажирам, он выпрямился и записал в блокнот ещё что-то. После этого спрятал его и карандаш, и повернулся к Артуру.
— Всем нам даны какие-то способности. Кто-то хорошо рисует, кто-то умеет строить дома, кто-то сражается всю свою жизнь без единого ранения. А кто-то вроде меня может предчувствовать будущие события. Я не ясновидец и не предсказатель, как некоторые, но моя интуиция работает не хуже их магии. В каком-то смысле, во мне тоже заложена эта магия. Я знал, что с моей госпожой случится нечто плохое и, исходя из вашей с ней повторной встречи, я предположил, что она имеет для вас какое-то значение. Но, за невозможностью говорить без разрешения нанимателя, я сумел выжать из себя только одно более-менее контекстное слово. Надеюсь, что это не поставило вас в затруднительное положение, — он осклабился и продолжил. — И я ничего не планировал. Всё произошло спонтанно. Знаете, ведь говорят, что у воинов вырабатываются рефлексы и инстинкт сохранения? Я знал, что буду защищать свою госпожу, потому что мы… близки. Когда мой наниматель распустила, извиняюсь, руки — я не мог просто смотреть на это. Но против меня вышел мой друг, который не был в таких тесных связях с рабынями. Мне было сложно… но бывает, что иного пути просто нет. Вы не пугайтесь! Я говорю о столь ужасных вещах так спокойно лишь потому, что учителя воспитали во мне решительность, и, быть может, определённую бессердечность. Но в капле зла нет ничего плохого, если оно сеет добро и справедливость.
— Значит, вы убили своего друга ради спасения Киамы?
— Нет, я убил его, чтобы выжить. Хотя, если отнестись к ситуации более романтизированно, то да. Я убил его ради неё, — он глянул на дремлющую после стресса подругу и задумчиво улыбнулся. — Да, думаю, так и есть. Я убил его ради неё. Но не могу сказать, что смог бы повторить это… В конце концов, Тайлин был моим хорошим другом.
— Вас и не заставляют переживать это снова, — Артур положил руку на соседское плечо и постарался приободрить собеседника. — Думаю, он понимает ваши терзания, и не имеет ничего против вашего раскаяния.
— Он умер. Теперь ему всё равно. В нашей трагедии остался лишь я один.
— Может, он наблюдает за вами сверху…
— Ах, понятно, вы верующий. Я встречался пару раз с людьми, которые говорили похожие вещи. Но мы — я имею в виду все народы альянса — больше приверженцы философий, нежели религиозных верований. И моя философия — Эодаки, — в которой я воспитывался с самого рождения, повествует о смертности личности. Именно смерть толкает нас на деяния. Мы все хотим оставить какой-то след в этой жизни, ведь она длится несравнимо мало.
— У нас тоже есть философии. Но сколько помню, у людей всегда были и религии. Они помогают в бедах и заставляют поддерживать огонёк надежды. Если бы не вера… — Артур вздохнул, вспомнив образ отца, навеянный матерью. И правда, лишь вера сумела укрепить юную душу, дать ей нужное направление и заставить жить дальше. Только этому потрясающему учению Артур обязан своей жизнью!
Большую часть пути их диалог представлялся обычным описанием своих мировоззрений, и пришлось удивиться тому, сколько же общего имел Артур с этим наёмником! Схожая вежливость, вычурная красота движений и слов, искренняя доброта и уважение ко всему сущему, видимые сквозь их незамысловатый диалог — это создавало идеальные условия для развития дружбы. Они чувствовали притяжение друг к другу, ведь так приятно найти собеседника, чьи манеры речи и движений столь точны и притягательны, а самая обычная беседа не вызывает чувство дискомфорта. А слова!.. Айва знал так много слов, так много действительно красивых и точных слов! С его языка, к прочим заслугам, не слетело ни одного бранного высказывания, ни одного оскорбления! Всё это доставляло Артуру невероятное удовольствие, и обычный диалог, призванный скрасить тишину долгой дороги, превратился в бархатное звучание двух мягких голосов. Но даже такая невинная радость должна была подойти к концу. И спустя несколько часов езды они всё же добрались до указанного Айвой района.
Район Айвун выглядел… неплохо. Не так броско и богато, как большинство мест в пределах мраморных стен, но всё так же уютно и привлекательно. Дома — преимущественно из камня и кирпича, обнесённые декоративными деревянными досками, располагались в таком порядке, что даже в узком переулке всегда оставался свет. Повсюду росли кусты, деревца и много-много травы, вокруг которой уложились большие и маленькие камни, преобразованные в дороги. Также, прямо перед глазами раскинулась аллея, обшитая крашеными светильниками. А в её центре, метрах в двадцати от ног Артура и его знакомых, стоял невысокий памятник. Его образы казались чёткими даже издалека. Юноша увидел на этом мемориале мужчину и женщину, одетых в старую домотканую одежду, изрядно потрёпанную временем. А в их руках, вдобавок ко всему, лежал укутанный младенец. Артур не сумел различить черты лиц этих людей, но подозревал, что в их каменных выражениях прячется лишь утомляющая тоска и щемящая боль. Та, которую пережили горожане много-много лет назад. Та, которая до сих пор давит на сердце и лёгкие, заставляя рыдать и убиваться неизгладимым горем.