– Уходим. В темпе. Через двадцать минут запоют «соловушки» , – скомандовал капитан.

Отряд начал спуск. Мы поочерёдно подхватывали раненого Шмеля. Остались последние шаги. Впереди равнина, четыре километра до точки эвакуации. Грохот. Взрыв. Управляемый фугас. Огненный шар и темнота.

***

Открываю глаза. Живой. Надо мной багровое небо, а вокруг тишина. Ни звука, ни ветерка. Наверное, последствие контузии. Прислушиваюсь к ощущениям тела. Руки, ноги целы. Осторожно поднимаюсь. Озираюсь вокруг. Я в старой крепости, тень от сторожевой башни, указывает на меня грозящим перстом. Где все?

– Салам, Сергей, – послышался голос за спиной.

Я резко оборачиваюсь. Передо мной стоит старик. Экий великовозрастный маленький Мук. Обут в изогнутые турецкие сандалии. В красных шароварах, полосатый халат, на голове шапка пуштунка. За широким поясом кинжал. Старик не выказывал признаков агрессии. Конечно, меня удивило, откуда он знает моё имя. Но меня интересовал другой вопрос.

– Салам, отец. Ты солдат здесь не видел? – спросил я.

– Я много солдат повидал на своём веку, – ответил старик.

– Отец, в такой форме как у меня, – произнёс я.

– А, как у тебя, – старик хитро прищурил глаза, – Посмотри под ноги.

Он, что сумасшедший? Я машинально смотрю под ноги и не верю своим глазам. Волчья яма в десяти сантиметрах от носков моих берцов, я на краю.

– Хе-хе. Там твои друзья, – миролюбиво воркует старик.

Что за хрень? В яме на деревянные колья в неестественных позах нанизаны тела моих боевых товарищей. Я застыл в немом ужасе и непонимания происходящего. Вдруг тела на кольях зашевелились.

– Э, Сид, дорогой не забудь на свадьбу пригласить, я тебе настоящую лезгинку станцую и дедушкин кинжал, как дорогому другу подарю, чтоб родила твоя жена настоящего джигита, – произнёс Шамиль.

– Ак сись, Шмель, как ты станцуешь у тебя, ведь ног нет, – ответил Добрый.

– Да и, правда, – расстроился Шамиль.

Разговор хотел поддержать Уж. Но из горла торчало остриё кола. Бедняга открывал рот, издавая булькающие звуки, и фонтанировал кровью.

– Отставить разговорчики, бойцы! Пора в ЖЕРНОВА, – прохрипел капитан Рыбин, – Равняйся! Смирно! Шаго-о-м марш! Песню запевай! – скомандовал он.

И мертвецы завыли слова старой строевой песни:

Как будто ветры с гор трубят солдату сбор дорога от порога далека,

И, уронив платок, чтоб не видал никто, слезу смахнула девичья рука.

Не плачь девчонка пройдут дожди,

Солдат вернется, ты только жди.

Пускай далеко твой верный друг

Любовь на свете сильней разлук.

Твердь из камня и глины сомкнулась. Волчья яма исчезла. Некоторое время ещё доносились глухие слова песни:

 Немного прошагал пока не генерал,

Но может быть я стану старшиной.

Прости, что не сумел сказать,

Что буду, смел и, то, что будешь ты моей женой.

Не плачь девчонка пройдут дожди,

Солдат вернется, ты только жди.

Пускай далеко твой верный друг,

Любовь на свете сильней разлук.

Минутная слабость прошла. Я взял себя в руки. Пора действовать. Рука нащупала гранату. Выдёргиваю предохранительное кольцо, граната падает под ноги «безумного» старика. Отпрыгиваю в сторону, падаю на землю, прикрыв голову руками. Губы беззвучно прошептали:

– Двадцать два.

Трёхсекундная задержка, но взрыва не последовало.

– А ты смелый. Такие, как ты, заставляют крутиться ЖЕРНОВА быстрее, – произнёс старик, – Но не может быть такова, чтобы ты, ни чего не боялся. Страх, у каждого он есть.

Я стою на коленях, боль скручивает тело. Старик в шаге от меня.

– Ты кто? – спрашиваю я.

– Люди, вы не меняетесь. Первый ваш вопрос, остаётся неизменным, – отвечает старик,– У меня много образов и обличий. Я мальчик, застреленный случайной пулей, может быть и твоей. Кто-то перепутал палку в его руках с ружьём. А он просто отгонял крыс и бродячих псов от тела погибшей старшей сестры. Я мать в скорбном уборе, застывшая в слезах над гробом погибшего сына. А для тебя, я старик ваххабит, тебе так легче меня воспринять. Я кручу, ЖЕРНОВА войны, я дух войны, – закончил он.