– Я не заболел, просто у меня мигрень, – падая на оттоманку и прикладывая руку ко лбу, ответил Володя.

– Мигрень? Ты что, барышня XVII века? Ты бы еще у меня нюхательную соль попросил. Вова, ты явно проводишь слишком много времени с бабушкой.

– Вовсе нет, я просто устал.

– Устал валяться здесь в душной комнате? Я думал, ты делаешь курсовую, а ты ковыряешься в каком-то старье. Что это? – поднимая несколько старых фотографий с пола, поинтересовался Герман. – Это что, фотографии твоего деда с друзьями? – произнес он, разглядывая снимок, на котором были изображены три симпатичных мужчины, один из них – блондин, стоящий справа, был дедушкой Володи. – Может, я отнесу их в комнату Авроры?

– Не трогай, они мне нужны для дела, от которого зависит мое благополучие, – резко ответил Володя.

– Ладно-ладно, но ковыряться в пыльных бумагах, когда на улице такая погода, – это просто преступление, – ответил неизменно радостный и воодушевленный Герман.

– Преступление, Гера, – это быть таким довольным, как ты, с самого утра. У меня от тебя аж зубы сводит.

– Брось, я привез тебе подарок из Парижа.

– Надеюсь, это пистолет!

– Зачем тебе пистолет? Неужели все настолько плохо? – переполошился Герман.

– Да ты что, себе бы я никогда не навредил, пистолет мне нужен, чтобы стереть эту самодовольную улыбку с твоего лица! Поездка явно удалась!

– Ты даже не представляешь, насколько.

– Пожалуйста, только избавь меня от подробностей! Ни про Евины глаза, ни губы, ни звонкий смех я слышать ничего не хочу. Лучше помоги мне сделать чертежи для курсовой.

– Хорошо, я сделаю чертежи, но, чтобы ты взбодрился, я думаю, нам нужно найти тебе девушку.

– Еще не хватало, тратить время на поиски девушки, я и так устаю, – кутаясь в плед, простонал Владимир.

– А зачем ее искать, вот Лана, например, – чем не вариант?

– Нет, нет, она мне совсем не подходит, она какая-то бешеная.

– Вовсе она не бешеная, просто веселая, энергичная, как раз развеет твою хандру.

– Ну нет, Герман, я не могу с ней встречаться, бьюсь об заклад, у ее рода даже нет герба.

– Серьезно, ты только что сказал, что Лана тебе не подходит, потому что у нее нет ГЕРБА? Я, признаюсь, думал, что мы столько лет дружим, что я привык к твоим странностям, но это уже переходит все границы! Так если в этом проблема, давай я нарисую ей герб, – хватая лист и карандаш, смеялся Герман. – Ну что ты хочешь, чтобы там было? Львы? Королевские лилии? Может, единороги?

– Перестань паясничать, Гера, мне нужна настоящая леди, чтобы играла в поло и пила чай в five o’clock. Я подожду, пока не встречу такую девушку, а Лана огрела меня по голове кожаным альбомом при встрече.

– Если ты еще немного подождешь, то единственной женщиной в твоей жизни так и останется Аврора Александровна. Все, поднимайся, – стягивая с Володи плед, не унимался Герман. – Решено, мы идем на двойное свидание, и отказы не принимаются!

– Фу, двойное свидание – звучит так пошло. Это совсем не мой стиль, – простонал Володя. Он встал с дивана, но продолжал кутаться в плед, как в плащ. – Завари мне лучше кофе.

– Ты ведь знаешь, что я твой друг, а не слуга, – закатывая глаза, сказал Герман. – Ладно, сварю, может, хоть это тебя взбодрит. А насчет двойного свидания я не шучу. Будет весело, я обещаю, – прокричал он, удаляясь на кухню.

Володя вяло поплелся за ним следом.

Зайдя в кухню, он повалился в кресло и лениво откинулся на его мягкую спинку.

Герман хмыкнул, улыбнулся на одну сторону и снисходительно пожал плечами. Он за много лет дружбы с Владимиром привык к его неспешному образу жизни и вечной праздности, но в последнее время ему стало казаться, что лень совсем поглотила его друга, он все больше времени стал проводить лежа на диване, впадал в меланхолию и был безучастен к событиям, которые для Германа казались крайне важными.

Герман ловкими движениями высыпал блестящие поджаренные зерна в кофемолку и, нажав пару кнопок, втянул носом аромат свежемолотого кофе, потом пересыпал его в специальный резервуар кофемашины и спрессовал в плотную массу. Через несколько минут уже выключил агрегат и протянул недовольному Владимиру кружку, а сам с другой кружкой в руках радостно подошел к окну:

– Вот сейчас девчонки придут из универа и мы их пригласим на свидание, – воодушевленно продолжал он, как вдруг побледнел и выронил кружку с кофе из рук. Кружка с дребезгом упала на блестящий мрамор подоконника, рассыпаясь на мелкие осколки и разбрызгивая черные капли горячего кофе на все вокруг. Герман смотрел и отказывался видеть, он осознавал, но не хотел понимать: во двор, утопающий в тени ветвистых рябин, вошла Ева, его драгоценная, обожаемая каждой клеточкой души Ева, но под руку она держала не Лану, а Алекса.

– Герман, черт, что ты творишь! – услышал он наконец крики Володи у себя за спиной и резко повернулся, загораживая спиной окно, почему-то испугавшись, что эту сцену во дворе увидит Вова.

– Прости, прости, – засуетился он, – я сейчас все уберу!

– Да что ты там такое увидел в окне, что размолотил мой коллекционный фарфор? Что Ева твоя прилетела из института на метле? Так этого стоило ожидать! Я давно говорил, что она ведьма. А ты еще хочешь, чтобы я пошел на свидание с ее подружкой. Признайся, ты просто мечтаешь сбагрить Лану, чтобы она не путалась у тебя под ногами. Эй, Герман, ты вообще меня слышишь? Я только что назвал твою преподобную Еву ведьмой и все еще жив. Ты что, оглох?