Шрифт:
– Ну ладно, ничего страшного, сейчас мы тебя припудрим и будешь как новенькая, закажем десерт и снова будет все в порядке.
– Нет, Ева, не будет все в порядке, посмотри на мою юбку.
– Какой ужас, Лана, что это?
– Это моя первая устрица, я ее хотела обратно вернуть в раковину, а она, мерзавка, не послушалась и ляпнулась прямо мне на колени.
Девушки вдруг безудержно начали смеяться и усердно старались смыть слизь от моллюска с бархата юбки, но пятно становилось только все больше и больше. Потом Лана сказала, что выйдет на улицу, чтобы быстрее все просушить.
– Если Вова вдруг решит выйти к тебе, то говорите о литературе, это твой конек, – наставляла ее Ева, поправляя растрепавшиеся волосы.
– Ой, Ева, по-моему, единственное, о чем он хочет говорить, так это о себе, – поглядывая на Владимира в приоткрытую дверь, произнесла Лана, тяжело вздохнув, потом, повернувшись к подруге, добавила: – Он зациклен на своей персоне и обратит на меня внимание, только если надену на себя маску с его лицом.
Лана направилась к выходу с печальным лицом, и когда подошла к гардеробщику, то уже еле сдерживала слезы. Пожилой мужчина, помогая ей надеть тренчкот, с участием заглянул в глаза и негромко спросил:
– У вас, милая барышня, что-то пошло не так?
– Да, вы правы, я ожидала от этого вечера большего, – ответила Лана, но выйти на улицу не спешила, а гардеробщик, привыкший, что ему изливают душу подвыпившие клиенты ресторана, уже приготовился слушать рассказ расстроенной девушки.
Лана присела на небольшой диванчик и медленно начала застегивать пуговицы плаща, погруженная в свои мысли.
– Вы только не вздумайте падать духом, когда человек сдаётся, то рассчитывать на благоприятный исход и не приходится. Вот я, например, никогда ничего в своей жизни не доводил до конца, теперь очень сожалею об этом, – тяжело вздыхая, проговорил мужчина, подпирая голову костлявой рукой.
Девушка перевела взгляд на желтое с зачёсанными назад волосами лицо мужчины и подумала, что не намерена сдаваться. «Я ни за что не собираюсь вот так на старости лет помогать людям, пришедшим развлекаться, надевать пальто. Если мне не суждено найти счастье в любви, значит, я сделаю головокружительную карьеру», – убеждала себя Лана, глядя на щуплого сутулого гардеробщика, который морща свой узкий лоб, ожидал от нее исповеди.
В этот момент Ева легкой походкой подошла к столу, за которым сидели парни, и завела беседу о предстоящем дне рождения:
– Через две недели у меня будет праздник в загородном доме на Валдае, прекрасное уединенное место с собственным небольшим озером. Я бы хотела вас обоих тоже пригласить, – щебетала Ева.
– А какой это день недели? – поинтересовался Герман. – Мне нужно отпроситься с работы.
– Сейчас посмотрю в ежедневнике, – сказала Ева и начала что-то перебирать в своей сумочке, как вдруг из кармашка ежедневника выпало кольцо, которое ей в Париже передал загадочный мужчина в парке. Сияя золотом и полоской синих сапфиров, оно со звоном ударилось об столешницу, привлекая всеобщее внимание, и Володя с ужасом воскликнул:
– Это же кольцо Авроры, откуда оно у тебя?
– Вовсе нет, ты ошибся, – судорожно забирая кольцо и пряча его обратно в сумку, заявила Ева.
– Ты врешь, это кольцо Авроры, не может быть такого совпадения! – не унимался Владимир.
В висках у Евы так бешено стучало, а лицо горело, что она не могла здраво мыслить.
– Герман, ты так и будешь молчать, пока Вова оскорбляет меня и обвиняет во лжи? – набросилась она на Германа, недоумевая, почему он не заступается за нее.
– А почему я должен быть уверен, что ты не врешь? Ты же мне солгала про библиотеку, – неожиданно для Евы заявил Герман, пожимая плечами и высказывая то, что вот уже несколько дней вертелось у него на языке.
Ева была шокирована, расстроена и даже напугана, единственное, что казалось ей уместным в этой ситуации, так это встать и уйти. Она быстро схватила свои вещи и, бросив напоследок на Германа оскорбленный, гневный взгляд, направилась к выходу. Увидев Лану, печально сидящую в компании гардеробщика, Ева выпалила:
– Мы уходим, десерта не будет.
Глава 4. Синица в руках
Ева сидела в гостиной, залитой солнечным светом, льющимся из гигантских окон. Взгляд ее был отрешенным и пустым, казалось, она лишь бионическая копия самой себя, лишенная чувств и переживаний. Посредине комнаты стояло большое ведро для бумаг, и Ева прицельно метала в него одну за другой прекрасные алые розы из огромного букета, безрадостно лежавшего у ее ног. Лана суетилась вокруг, пытаясь вывести Еву из меланхолии:
– Не понимаю, при чем здесь розы? Ну обидел тебя Герман, с кем не бывает, ну он же извинился! – кряхтела она, собирая с пола цветы, не долетевшие до цели.
– Букет – это не извинение, а жалкая подачка, – процедила Ева сквозь зубы, отправляя в полет следующий цветок, приземлившийся точно в центре ведра.
– В яблочко! – констатировала Лана. – Твои навыки метания становятся все лучше, но с настроением совсем беда, может, сделать чаю? – беспокойно глядя на подругу, предложила Лана.