На сколько я знала у близнецов почти всегда так. Один будет более подвижным и неуправляемым, а второй словно его балансирует своей обволакивающей и успокаивающей энергией. Так было и у нас. Мы были двумя половинками одного целого. Мы были неразлучны. С самого рождения мы были друг у друга. Мы не представляли своей жизни без нашего с ней общения. Мечтали, что в будущем будем жить рядом. Мы не хотели расставаться, нам было хорошо вместе. Мы даже читали мысли друг друга иногда, до такой степени чувствовали настроение и эмоции.

Кто знает, если бы я тогда пошла с ней, то как бы всё повернулось. Может нас бы вдвоём убили? А может нас бы и вовсе не тронули? Эти вопросы преследовали меня всё это время. Я чувствовала себя виноватой в её смерти. Мне казалось, что если бы я была с ней, то ничего бы не произошло. Возможно, поэтому я ничего не предпринимала против избиений своего отца. Я получала по заслугам за то, что не уберегла свою сестру. Во всяком случае именно так я воспринимала его наказания. Некое возмездие что ли. Она умерла, я жива. Но в наказание я также мучилась, как и она перед смертью. Это справедливо. Ведь она моя лучшая половина. Я страдала в её честь.

Дверь в мою комнату внезапно открылась и вошёл отец.

— Джойс, к тебе доктор, — строго произнёс он, и все мои внутренности тут же скрутились в тугой узел.

Боже, нет!

Только не это!

Он не приводил доктора уже полтора года. Почему сейчас?! Я же не успела ещё на работу устроиться, чтобы осуществить свой план! Мне стало не по себе.

— Но, папа…

— Что такое, Джойс? — ухмыльнулся отец. Врач стоял позади отца и потупил взгляд. — Я буду за дверью, — отчеканил он и вышел.

Этот врач уже осматривал меня на предмет наличия девственности полтора года назад, потому что отцу показалось, что я стала задерживаться в школе. Видимо у некоторых представителей медицины это подпольная подработка вне рабочего времени.

В одно мгновение весь мой мир сжался до размеров игольного ушка. Сердце дубасило в груди, причиняя боль. Я знала, что последует за осмотром.

— Раздевайтесь ниже пояса и ложитесь на постель, — произнесла женщина, имя которой я даже не знала, закрыв за собой дверь.

— Послушайте, может мы обойдёмся без этой унизительной процедуры? — сделала попытку избежать очередного унижения.

— Не получится. Я обязана вас осмотреть, — строго ответила она и выжидающе посмотрела на меня.

Вздохнув, на трясущихся ногах подошла к своей постели и стянула штаны с нижним бельём. На улице вечерело, мою комнату освещала только тусклая лампа на столе. Часть синяков можно было заметить. Я никогда не обращалась за медицинской помощью после избиений. Даже после одного самого сильного. А потом отец стал бить не так самозабвенно, иногда мама давала мне какую-то мазь, чтобы синяки быстрее проходили. Ни один человек, кроме Трэвиса не видел весь масштаб моих страданий.

— Вы упали? — вдруг спросила женщина, заметив синяк на бедре.

— Нет, — уверенно ответила.

Когда она в прошлый раз осматривала меня, то синяки тоже были и отец её предупредил, что я «упала с велосипеда».

— Ясно. Раздвиньте ноги, — более мягким голосом ответила она.

Осмотрев меня, она скользнула взглядом по моему лицу. Что-то промелькнуло в её глазах, похожее на сожаление. Но в следующее мгновение вновь появилась маска холодного профессионализма и, стянув латексные перчатки, она поднялась и разрешила мне одеться.

Поспешно выйдя за дверь, оставила меня в моих безрадостных мыслях.

Сейчас я получу по заслугам. Впервые в жизни я отвечу за то, что действительно сделала. Не было больше смысла отсиживаться в своём убежище и чего-то ждать, перед смертью не надышишься. Сделав глубокий вдох, собралась выходить, как заметила загоревшийся экран мобильного телефона. Даже не глядя на него, я знала, что это ежевечернее сообщение от Трэвиса. Но мне не захотелось отвечать ему. Просто сил не было. Поэтому я спустилась вниз в кухню.

Доктор только вышла из дома, и отец повернулся ко мне. На его лице застыла маска отвращения.

— Ты больше никогда не выйдешь из дома, — зловеще процедил он, наступая на меня.

Мама вышла из родительской спальни и застыла с немым вопросом.

— Эбигейл, иди в свою комнату, — скомандовал ей отец.

Всё мое тело напряглось и сжалось. Мне казалось, я превратилась в кусок льда. Мне было нестерпимо больно от того, что происходило за закрытыми дверьми нашего дома. Это всё неправильно. Так быть не должно.