— Вам, верно, любопытно, где я был всё это время, мадемуазель. — Конечно, было. Но я промолчала, потому что моего ответа Голицыну явно не требовалось. — После нашего памятного разговора, при котором присутствовал Роман Гавриилович, я немедленно отправил в Новгород своего человека, чтобы разузнать побольше о Вашей родне и тётушке, в частности. Видите ли, Вера Павловна, я искренне хотел помочь.

Я уже поняла, к чему клонит Сергей Александрович, и в панике пыталась придумать новую ложь. Но вся она казалась наигранной и неубедительной. История про тётушку изначально тоже не блистала гениальностью, но, а теперь положение уж совсем было отчаянным. Не рассказывать же Голицыну правду?!

— И что же я узнаю? — Продолжал граф, вытаскивая из рукава конверт. — Мне присылают письмо, в котором написано, что никаких Оболенских в Новгороде не живёт. Если и жили, то это было так давно, что уже былью поросло. — Письмо мужчина уронил на столик перед камином. — Я несусь в ночь, чтобы лично удостовериться в том, что это не ложь.

Голицын переводит дыхание. Даже в сумраке комнаты видно, что на его щеках играет болезненный румянец.

— Однажды я уже обжёгся на лжи от близкого мне человека, Вера Павловна. — Он поднял на меня взгляд, полный боли и горькой досады. — Не думал, что это произойдёт вновь, но в том лишь моя вина. Что касается Вас…

Он поморщился, отводя взгляд. Лицо его стало жёстким, безжизненным. Таким, каким я увидела его впервые на приёме у Толстых и от которого совершенно отвыкла, увидев настоящего, живого Голицына. Интересного и остроумного собеседника, галантного кавалера, а порой — мальчишку, который прятался внутри взрослого мужчины. Он умел быть тактичным, скромным, молчаливым и разговорчивым, поддержкой и опорой. Страстным влюблённым и… холодным.

— Я прошу лишь одного: честности. Так что, будьте любезны ответить, кем Вы являетесь на самом деле, Вера Павловна?

Я стояла, глядя на лицо Голицына, в отчаяние. В моей голове не было ни одной мысли о том, как выкручиваться. А главное — как теперь вернуть доверие графа? И дело было не в том, что я останусь без крыши над головой или покровительства, а в том… В том, что мне было это необходимо. Что помыслить себя сейчас без Голицына было странным и страшным. У меня закружилась голова, я побыстрее схватилась за каминную полку, чтобы не упасть. Или может лучше упасть? Притвориться, что бухнулась в обморок, а там что-нибудь придумаю.

И в этот момент дверь за моей спиной с громким стуком распахнулась.

— Вера! — Донёсся мужской голос сзади. — Сестрица!

Я быстро обернулась. В дверях стоял высокий, худосочный и немного нескладный молодой человек с цилиндром в одной руке, с тростью в другой.

— Братец! — Я кинулась навстречу гостю. Тот быстро сгрёб меня в свои объятия. Я видела его впервые в жизни.

— Николай Иванович! — Голицын был в не меньшем шоке, чем я. — Как же… Я полагал, Вы в отъезде.

— Только возвратился. — Я вынырнула из «братских» объятий, оглядываясь на графа. — И тут такое счастье! Где Вы её отыскали? — Николай аккуратно погладил меня по плечу.

— А Вы… — Мне даже было немного жаль Сергея Александровича. Метаморфозы от гнева и печали до полной растерянности произошли в пару мгновений.

— Это мой кузен, Коленька. — Я, не переставая улыбаться, бросила взгляд на молодого человека рядом. — Его матушка заменила мне мать, в детстве мы были чрезвычайно близки.

— Вера проводила каждое лето у нас в имении. — Кивнул «братец».

— А ты и есть тот таинственный естествоиспытатель, что привечает Сергей Александрович? — В своём удивлении я даже не кривила душой.

— Кажется, нам надо многое обсудить. — Со смехом подтвердил Николай. — Надеюсь, вы ещё не ужинали?

— Пойду, распоряжусь. — Отозвался граф, вежливо оставляя нас с «братом» наедине.

Как только дверь за Голицыном закрылась, мы как по команде отпрянули друг от друга, перестав улыбаться как два идиота.

— Николай Уваров, историческая биология. — Мне была протянутая узкая мужская ладонь.

— Вера Лаврова, история быта. — Я пожала протянутую мне руку. — Так это Ваша комната там наверху? Мой медальон отреагировал на что-то внутри.

— А, видите ли, мне пришлось уехать на некоторое время из Петербурга… — Николай повернулся, не зная, куда деть трость. — А «Помощника» забыл здесь. Чрезвычайно неловко.

— Вы меня спасли. Ещё минута и мне бы пришлось падать в обморок перед графом. — Перевела дух я, прикладывая ладонь к груди.