— Что происходит? — спросила Амалзия у одного из борцов.

Не прекращая наблюдать за схваткой, он ответил со снисходительной улыбкой:

— Марк Щуплый решил проучить северянина, но, кажется, бахвальства у него больше, чем силы.

Только сейчас Платон обратил внимание, что один из борющихся явно отличался от окружающих: более светлая кожа, короткий ёжик соломенных волос.

— И в честь чего он решил устроить это на площади? — спросила Амалзия.

Борец бросил на них взгляд, хмыкнул и сказал:

— Так ведь игры же. Столько атлетов — кровь бурлит!

— Разве игры должны быть не осенью?

— В этом году пораньше, — пожал плечами борец.

Северянин издал протяжный рык и повалил на спину своего противника. Зрители издали разочарованный стон, а северянин продержал противника прижатым к земле секунд пять, затем встал и протянул ему руку. Тот встал на ноги, игнорируя помощь, злобно сплюнул на землю и отошёл в сторону. Северянин удивленно покачал головой, провожая своего оппонента взглядом. Зрители начали расходиться.

— Пойдёмте уже, а, — Криксару не терпелось вернуться домой.

— Минуту, — сказала Амалзия и обратилась к борцу. — Атлет! Как тебя зовут?

— Горогар, мисс. — Он слегка неуклюже поклонился. — Но друзья зовут меня Гор, так что…

— Что тебя занесло сюда?

— Игры, миледи! — после каждой фразы его лицо расцветало широкими улыбками, — Хочу соревноваться с лучшими из лучших.

— Тогда тебе стоило ехать в Кливефению.

— Туда я тоже доберусь. И не могу отметить, что приятно слышать родную речь!

Платон взглянул на Криксара — тот не слушал разговор и смотрел только на холм, возывшавшийся справа от площади. Ему казалось, что Амалзия и Горогар говорили на том же языке, что и все остальные. А что если?

— Как там на Севере? — спокойно поинтересовался Платон.

Амалзия удивленно уставилась на него.

— Ты знаешь северное наречие?

Он невозмутимо кивнул.

— Какой же прекрасный сегодня день! — Атлет громко расхохотался, чем напугал проходившую мимо старушку в длинном хитоне. — Друг, на севере всё как всегда — лорды грызутся друг с другом, купцы грызутся с лордами, Знающие грызутся и с теми, и с другими, а над всей этой кучей холодного дерьма возвышается его высокоблагородие Сурт! — На этот раз улыбка была чуть более грустной. — Впрочем, разгребать это приходится обычным людям, так что им нынче не сладко.

Амалзия поймала нервничающий взгляд Криксара.

— Гор, нам нужно идти…

Он прервал её на полуслове.

— Конечно, друзья! В этом городе всегда есть дела! Заходите послезавтра посмотреть на мои выступления, да и если захотите поболтать с земляком, то можете найти меня в Нижнем городе, в местечке «Гарцующий пони». Я там живу.

Они распрощались с северянином и двинулись к холму. По пути Платон несколько раз замечал людей, одетых значительно беднее остальных. Они в основном таскали тяжести или что-нибудь чистили.

— Криксар, это, что, рабы?

— Где? — Криксар заоозирался по сторонам с обеспокоенным видом, но, увидев одного из носящих грузы, успокоился. — А, да, рабы.

— И тебя это не напрягает?

Криксар остановился и повернулся к Платону.

— Нет, конечно, а должно разве?

— Ну, ты ведь сам, — он не мог подобрать нужное слово, — освободился.

Криксар рассмеялся.

— Я даже и не думал об этом в таком ключе, слушай. Это же варвары, они для этого и нужны, совсем другая история. Да и обращаются с ним здесь совсем не так, как у кочевников. Гораздо лучше!

Платон почесал голову, и прошептал под нос:

— Удивительное двоемыслие.

Они остановились у ворот большой усадьбы, стоявшей на холме. У ворот стояли двое солдат, точно таких же, как те, что охраняли вход в город.

— Я бы хотел увидеть Астиага, своего отца, — обратился к солдатам Криксар. — Меня зовут Криксар.

Солдаты переглянулись.

— Боюсь, путник, это невозможно. Астиаг погиб полтора года тому назад, а ты видно давно не был в городе.

— А его брат, Астиар?

— С тех же пор в земле, храни господь его душу, — сказал один из солдат с искренней грустью в голосе.

Криксар растерялся, обернулся на своих спутников: Платон смотрел сочувствующе, Амалзия потерла пальцы — универсальный жест, намекающий на плату.

— А кто же теперь Хранитель?

— Я, — раздался мягкий, но звучный голос позади них.

Они обернулись. Там стоял мужчина лет тридцати, одетый в плащ пурпурного цвета, который был закреплен блестящей золотой фибулой. Если с солдат можно было писать статуи, то этот человек был прообразом всех статуй на свете. Он был сложен идеально — высокий, с рельефными мускулами и идеальной осанкой, лицом будто выточенным из мрамора. Всё это украшалось копной густых черных волос и пронзительным взглядом светлых глаз.