Шрифт:
– Мне нужно подумать, – он развернулся, направившись к выходу.
– Лэйрьен… – подала Молара слабый, почти безвольный, голос и сильнее стиснула белоснежную ткань.
Мужчина положил ладонь на дверную ручку и, не оборачиваясь, застыл.
– Как ты мог влюбиться в убийцу Марии?
Рука дрогнула. Оставив ее вопрос без внимания, он молча вышел из палаты.
Глава 3. Изар Шагарди
Вытянув ноги и тяжело прислонившись к шкафу, на полу сидел мальчик и в полной бессознательности сдирал с лица чешуйки запекшейся крови. Щеки отекли, а посиневшую губу раздуло вдвое больше обычного. Слипшаяся комком челка прилипла ко лбу и вискам, будто ее окунули в красную краску. Спина ныла, острой болью отдавая в поясницу. Просторная богато обставленная комната утопала в полуночной темноте, и лишь лунный свет, косо падающий в распахнутые окна, выцеплял лучом белоснежные волосы ребенка и золотые вензеля на мебели.
Сегодня отец вернулся с работы в особо скверном расположении духа. Разгневанный и раздраженный мужчина не вытерпел детского озорства и случайно поцарапанного мерседеса, так горячо им любимого. Многочисленные «почему» и «за что», крутившиеся в голове каждый раз при подобных ситуациях уже не волновали. Мальчику было все равно, за что его избили в этот раз – за испорченную машину или плохую оценку. Просто уже не важно.
Рука дрогнула, и ноготь подковырнул глубокую коросту у глаза – след от тяжелого перстня, еще не успевший как следует застыть. Тонкая струйка крови заскользила вниз по щеке к подбородку. Он не знал, сколько часов просидел вот так, но до сих пор ясно видел летящий в лицо кулак, как будто это произошло пару минут назад. Пустые глаза без интереса уставились на витиеватые узоры на паркете.
Тик-так. Тик-так.
Часы врывались в голову, словно колокольный звон. Малейший звук причинял нестерпимую боль. Бегущая по циферблату стрелка. Шелест занавесок. Тяжелое дыхание. Все казалось невыносимо громким.
Тик-так. Тик-так.
Кровь стекла с подбородка, украсив белую рубашку очередным алым пятном.
Тик-так. Тик-так.
Вдалеке свистнули колеса, шаркнув по асфальту. Громко. Слишком громко. Мальчик обхватил голову руками, зарываясь в волосы дрожащими пальцами.
Тик-так. Тик-так.
Он хотел исчезнуть. Забыть, что такое боль.
Тик-так. Тик-так.
Часы остановились, занавески замерли. Наступившая в сознании тишина неотвратимой лавиной расползлась по телу. Одна единственная мысль тонкой пленкой обволокла разум, вытесняя и замещая собой прежнее мироощущение. Одна единственная.
Тик-так. Тик-так.
Ребенок перестал дрожать, отнял руки от лица и медленно, но уверенно поднялся.
Покои отца располагались на последнем этаже внушительного семейного поместья. Мальчик дошел до широких дверей из резного белого дерева и легонько толкнул их. Створки бесшумно распахнулись, впуская в коридор терпкий аромат вина и сладких фруктов.
Широкая двухметровая кровать утопала в лунном свете. Простыни, подушки и одеяла, хаотично раскиданные и смятые, намекали о бурно проведенном вечере уже спящей парочки. Ребенок кинул беглый взгляд на недопитый бокал вина, небрежно подхватил его и поднялся на кровать. Пройдя ближе к изголовью, он опустился на корточки между отцом и его любовницей и внимательно вгляделся в блаженные лица. Пьяные и довольные. Сытые и безмятежные. Женщина, совершенно нагая, еле прикрытая кусочком простыни, свернулась калачиком рядом с мужчиной, положив руку ему на живот. Мясистое лицо отца, довольное и умиротворенное, подрагивало от прерывистого храпа.
Мальчик выплеснул на него вино и с интересом подался вперед. Холодные красные капли попали и на любовницу. Женщина первая проснулась и сообразила, что произошло.
– Дорогой! – позвала она мужчину, вздрогнув от вида окровавленного ребенка, в лунном свете являющего малоприятное зрелище.
Отец разлепил глаза и засопел, пытаясь прийти в себя после нескольких выпитых бутылок. Почувствовав сырость и липкость на лице и шее, он брезгливо дотронулся до кожи руками, переводя взгляд с сына на хрустальный бокал в его руке.
– Ах ты, выродок! – мужчина сжал руку, замахнулся и выкинул ее вперед, неуклюжим рывком поднимаясь с подушки.
Мальчик с легкостью поймал широкий крепкий кулак, останавливая его на полпути к себе. Он удерживал отцовскую кисть так же легко, как жука между пальцами.
Мужчина скрипнул зубами и напряг бицепс. Синие туго обтянутые кожей вены от чрезмерного усердия повылезали даже на шее. Кулак дернулся вперед, принимая всю вложенную мужчиной силу, продвинулся на миллиметр и снова остановился.
Мальчик сузил взгляд и сжал ладонь. Треск костей смешался с ошалелым отцовским воплем. Женщина с визгом закрыла рот руками и вжалась в изголовье спиной, подбирая ноги и натягивая на себя одеяло. Вереща от боли, мужчина завалился на бок, гневно вращая глазами и пытаясь что-то промямлить.
– К несчастью для тебя, дорогой отец, я кое-что вспомнил, – сказал ребенок ровным бесцветным тоном и устало вздохнул. – Ну что за гнилой родитель мне достался в этот раз, а?
Мужчина предпринял попытку освободиться, и мальчик без раздумий сдавил его кисть вновь. Отец истошно заорал, хрипя и глотая слезы боли. Радужка ребенка вспыхнула алым.