Хочу. Потому что я сама уехать не имею права.

Мне нужно немного времени. Подумать. Если, конечно, тут есть о чем думать.

— Наверно, так будет лучше, — согласилась я.

Эйдан кивнул.

— Прости, — сказала я.

— Ничего. Я понимаю.

Но ведь так не может продолжаться вечно.

Этой ночью я впервые за долгое время спала одна. Совсем одна в комнате, не слыша даже дыхания Эйдана из угла. Было так странно и одиноко. Да, я поняла, что мне не хватает его. Я привыкла, что он рядом. И мне его близость нравилась.

Да, мне хорошо с ним, я не хочу его терять. Не понимаю, как быть теперь.

Это тот случай, когда никто не решит за тебя, никто не сделает…

С одной стороны, Доннал прав, если я решусь надеть крылья, но снять уже не смогу, и тогда с рождением ребенка все очень сложно, слишком опасно. Согласиться надеть крылья, значит согласиться с тем, что детей у меня, скорее всего не будет. Не то, чтобы я хотела детей прямо сейчас, у себя дома я вообще считала, что до тридцати можно и не волноваться, пожить свободно… Но здесь все иначе, у меня есть муж и обязательства. И даже если я не хочу сейчас, то захочу потом… а будет поздно.

Стоит родить наследника сначала.

А если это будет девочка, то нужно будет пробовать еще. А если у меня родится три девочки, одна за другой? Что делать тогда? Здесь ведь не угадаешь.

И даже если мальчик сразу, то я ведь не смогу оставить его нянькам и отправиться с Эйданом в Бездну. Ребенку нужна мать. А если погибну? Я не могу так рисковать собой… Я должна буду заботиться о нем. Как иначе?

А когда он вырастет, когда я смогу оставить его с чистым сердцем, боюсь, я буду уже слишком стара для таких вещей. Много лет пройдет.

И Эйдан не станет ждать столько.

Отложить — значит попасть ловушку и отказаться совсем. Просто отсрочить свой отказ, сделать вид, что согласна, и тихо уйти от этого. Отсрочка — только иллюзия, удобный повод ничего не делать.

Отказаться — значит потерять Эйдана. Нет, он согласится со мной, умом признает, что я права и мне не стоит… Но его сердце не сможет этого принять. И постепенно между нами снова вырастет стена. Но в этот раз насовсем.

Я не хочу терять Эйдана.

Согласиться пойти до конца, в подземелья — значит, с большой вероятностью, погибнуть.

Я боюсь.

Но кто знает, вдруг у нас действительно есть шанс спасти мир? Вдруг все получится? Как бы безумно это ни звучало, но этот план может сработать. Эйдан готов рискнуть, он шел к этому всю жизнь. А я…

— Ты сможешь их отпустить? — спросила я.

Крылья.

Роул смотрел на меня так хмуро.

— А ты уверена, что хочешь этого? Забрать их навсегда?

— Да, — сказала я. — Всю ночь сегодня не спала, думала об этом. Уверена. Если испугаюсь, это так и будет висеть надо мной, мучить день за днем. Чем дольше тянешь, тем сложнее, страшнее. Мне ведь все равно не уйти от этого, надо смотреть правде в глаза. Однажды придется. Нет, можно, конечно, отказаться совсем, но я сама потом себе этого не прощу.

— Может быть, муки совести не так страшны, как то, что собирается сделать Эйдан?

— Я должна, Бен. Я не смогу жить иначе. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.

Роул усмехнулся, потом тяжело вздохнул. Он сомневался во мне, в моих силах, в том, что это правильно. Никто из нас ничего не знал наверняка.

— Ладно. Три дня, — сказал он. — Дай мне три дня, Хлоя. Это и для меня не так-то просто. Через три дня дай мне знать, что не передумала. И я сделаю это.

* * *

Роул серый, осунувшийся весь. Я спросила — что-то не так? Он покачал головой. Все так, просто разрыв связи с крыльями требует усилий, к тому же, это довольно болезненно. Но скоро пройдет.

Если, конечно, у меня выйдет.

Если не выйдет… ну, что ж, он заберет их назад, но второго шанса, пока не отслужил срок, у меня не будет. Мне важно это помнить. Если уж я взялась, то должна идти до конца, отступать поздно.

Эйдан пришел тоже. Я думала, он будет счастлив, но он выглядел еще хуже Роула, словно вообще не спал все это время, круги под глазами. Весь на нервах.

— Хлоя… — подошёл ко мне, — ты уверена?

— Думаю, мне уже поздно отступать, — сказала я. — Разве не этого ты хотел?

— Этого, — он скрипнул зубами. — Хлоя… — попытался, но так и не нашёл, что сказать. — Будь осторожней, ладно.

Переживает за меня. Очень хочет этого, но очень переживает. И всеми силами пытается изобразить равнодушие. Какой же он, все-таки, еще мальчишка. А я, как ни крути, в значительной степени делаю это для него.

Эйдан насупился, переступил с ноги на ногу, и вдруг, словно вспомнил.