Шрифт:
— Амиров?
Она вопросительно смотрит на меня, всем своим видом показывая, что меня это не касается. Ее жизнь меня больше не касается. Но все же отвечает:
— В Москве. У него там дела.
Последняя надежда падает ничком вниз и разбивается у моих ног на миллионы осколков. Они вместе. У них все хорошо.
— А ты почему здесь? — если все уехали, то что она делала одна в квартире Миронова.
— Я… — она поднимает свои океаны и смотрит глубоко в душу, а потом убивает всего одной фразой: — Я к тебе приехала.
Не нахожусь, что сказать и просто приподнимаю бровь.
— Я… понимаешь… я, — хочет что-то объяснить, но от волнения не находит слов. — Я ошиблась. Я хотела извиниться.
И в этот момент я закипаю. Она, блядь, ошиблась! Я— ее ошибка! Мои чувства — всего лишь недоразумение! С яростью сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы усмирить свой гнев и не наделать глупостей.
— Ошиблась? — сквозь зубы шиплю в ответ. Изо всех сил схватив себя за голову, спиной наваливаюсь на шкаф- купе и закрываю глаза. Ее верный способ — сосчитать до десяти и успокоиться. Иначе, я за себя не ручаюсь.
— Тимур, — сквозь туман слышу свое имя и ощущаю невесомое и робкое прикосновение к щеке. Оно бьет током! Парализует все остальные чувства и эмоции! Заставляет сосредоточить весь мир в этом мимолетном касании. — Я просто хотела сказать спасибо. За то, что спас нас тогда, в "Шаляпине". Я совсем недавно узнала.
Не сразу соображаю о чем она говорит, но резко накрываю ее руку своей и с силой вжимаю в себя. Плевать! На все! Сейчас я хочу чувствовать ее рядом. Иначе просто подохну. Рывком притягиваю ее к себе и быстро разворачиваю на свое место так, чтобы быть к ней максимально близко, чтобы больше она не смогла убежать.
Зарываюсь руками в ее мягкие волосы и прислоняюсь своим лбом к ее. Чувствую, как участилось ее дыхание. Ей не все равно! Вдыхаю ее без остатка и понимаю, что без нее не смогу. Что же мы наделали, что?
Она пытается еще что-то сказать, но я ей не даю, прижимаясь своими губами к ее нежным, мягким, теплым. С силой, жадно, до боли! И она отвечает. Также безумно, на грани. Мы, как два оголодавших зверя, вгрызаемся в друг друга, не любя, не лаская, а пытаясь насытиться вдоволь! В этот момент мы оба понимаем: нас больше нет.
Этот поцелуй не дарит мне наслаждение! Он только больше разрушает меня! Он ворошит то, что я пытался все это время похоронить в себе. Мне надо остановиться. Развернуться и уйти. Ничего не изменить! Слишком поздно: она ждет ребенка от Амирова, а у меня завтра свадьба.
Я отстраняюсь и смотрю на ее мокрое от слез лицо. Она тоже все понимает! Плачь, девочка, плачь! Ты сама все разрушила!
Через силу делаю шаг назад, еще один. Я должен уйти! Она как чувствует и судорожно качает головой.
— Не уходи, — одними губами сквозь слезы шепчет Ксюша. А у меня от ее слов едет крыша. Дикое желание вперемешку с удушливыми воспоминаниями — горючая смесь! — Нам надо поговорить.
Поговорить? Где она, черт побери, была, когда нужно было говорить? Когда я умолял меня выслушать? Где? Она поверила всем кроме меня! Она с легкостью вычеркнула меня из своей новой жизни! О чем мне сейчас с ней говорить?
— Хочешь поговорить? — делаю шаг обратно в ее сторону.
— Да, — отвечает она.
— Хочешь, чтобы я остался? — и еще один.
— Да, — одними глазами кивает в ответ.
— Любишь меня? — делаю последний шаг и касаюсь ладонью ее лица, заставляя смотреть мне прямо в глаза.
— Люблю, — лжет, не отводя глаз. Так любит, что прыгнула в койку к Амирову и носит под сердцем его сына.
— А я тебя не-на-ви-жу! — по слогам выплевываю в ответ и перемещаю ладони на ее тонкую шею. Стоит лишь слегка надавить и она хрустнет. — Ты мне противна!
В ее глазах вспыхивает отчаяние и неприкрытая боль! Так-то, девочка, не одна ты умеешь жалить! Сжимаю руку на ее шее чуть сильнее, впиваясь пальцами в тонкую кожу, чтобы наверняка оставить следы. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Всхлипывает еле слышно, пытаясь освободиться. Хватает своими ладошками мои руки и пытается их убрать. Вот только силы неравны.
— У меня завтра свадьба. Извини, не приглашаю. Невеста ревнивая, бывших просила не приводить, — с желчью шепчу ей на ухо. Чувствую, как ее руки ослабевают и перестают бороться, а потом опускаются ниже, на живот. Она боится за него. Она боится меня.
— И до твоей беременности мне нет никакого дела, поняла? — вру ей в глаза, но руки с шеи убираю и иду к выходу. На этом все. У самой двери оборачиваюсь и смотрю на нее в последний раз. Я запомню ее такой: сломленной, с зареванными глазами и опухшими от моих поцелуев губами. Разворачиваюсь и ухожу.