Горри же горел желанием увидеться с матерью после долгой разлуки и лицом к лицу встретиться с отцом. Пора уже покончить со своими страхами! После долгих споров и колебаний Графна согласилась пойти вместе с ним. Горри заверил ее, что мать даже обрадуется, что у сына появилась женщина, да еще с виду из приличной семьи. Он умолчал, что за последние дни Графна стала для него незаменимой и он не представляет себе жизни порознь. Если бы не она, он бы уже сломался, учитывая все произошедшее во Дворце Харуга. К Эми таких чувств он не испытывал.

С каждым днем Графна все больше для него раскрывалась и ему становилось все интереснее в ее компании. Здесь, в мире людей она снова стала той самой девушкой, с которой он когда-то познакомился. Из мрачной, сдержанной, гордой женщины она вдруг перевоплотилась в веселую болтушку, которая с любопытством смотрела на мир и ловила удовольствие в каждом моменте, а ее громкий звонкий смех стал Горри как бальзам на душу. В мире людей, Графна ожила и расцвела. Она больше не издавала тот жуткий кашель, сопровождаемый кровью, не изнывала от усталости и боли в теле. Наоборот, все органы, судя по изречению местного врача, в норме и женщина здорова! Оба обрадовались этой новости как безумные. Они хохотали, гнались друг за другом, купались в озере, а затем переплелись телами и наслаждались друг другом, пока оба не рухнули, уставшие и вспотевшие.

До Ликдрии они добирались несколько суток. Графна привыкала к цветастому безразмерному платью и ботинкам. Даже в небольшом поселении, откуда она родом, одежда была куда более современная и одевались там со вкусом. Но и виду не подала, что чувствует себя неловко. В песочного цвета штанах, серой рубашке на пуговицах и ветровке болотного оттенка Горри скорее напоминал странника, не хватало только фетровой шляпы и палки. Старушка одолжила им кое-какие свои сбережения, и Горри с Графной без проблем потратили их на билет на поезд и повозку с лошадьми, на чем местные неплохо зарабатывали.

Стоило Горри оказаться в родных краях, как к горлу подступила липкая и вязкая как смола неуверенность. Но как только он подошел к родному дому и встретился глазами с заметно постаревшей матерью, его тут же затопило приятное тепло. Мать, которая в эту минуту развешивала белье на веревках возле дома уронила на землю постиранные вещи, кинулась к сыну и расцеловала его, ни капли не стыдясь прохожих.

Киргиандр крутился на своей большой кровати, которая казалась ему страшно неудобной. Он обвинял в этом ни в чем не повинную мебель, но на самом деле проблема заключалась в другом. Во снах Милабелла страстно целовала Харуга, забиралась на него сверху, задрав ночнушку и медленно двигалась, откидывая голову назад от безумного наслаждения. Киргиандр просыпался в холодном поту, обнаруживая возбуждение, а потом до рассвета бродил по дому, вливая в глотку очередную порцию обжигающей бодрящей настойки и отжимался минимум сто раз, чтобы прийти в чувства.

Мать, когда увидела сына на пороге дома, сначала наорала на него, прополоскала мозг, отчитала, что нельзя так покидать дом, не сказав родным ни слова, и только потом крепко обняла и удерживала так несколько минут, чтобы поверить, что сын и правда здесь, живой и невредимый. Как же она переживала за него, как скучала!

Отец зауважал сына из-за этой выходки с побегом на Тропу и теперь относился к нему как к взрослому мужчине. Они вместе ходили рубить дрова, на охоту и на рыбалку. Несмотря на то, что парень не любил ни второе, ни третье, он не перечил отцу, а старался чем-нибудь занять себя, лишь бы не думать о Ней.

Дед иногда присоединялся к ним и гордился внуком. Надо же, отважиться пройти Тропу, попасть во дворец и выбраться оттуда живым! Каждый гварг знал, что Киргиандр по кличке «Кедр» вернулся из опасного путешествия. Внешне парень даже возмужал и казался мужественнее. Хотя, по правде говоря, Киргиандр чувствовал себя все тем же трусом.

Противный внутренний голос твердил ему, что, по крайней мере, стоило поговорить с Ней, выяснить, почему согласилась на брак с Харугом. Может после разговора он не чувствовал бы себя отвергнутым и обманутым, а глубокая душевная рана не терзала бы его так, будто в живую плоть плеснули солевой раствор?! Не могла же Она полюбить Харуга?! Или все-таки могла?

Тогда во дворце, после обряда, поглощенный обидой, Киргиандр решил оставить девушку там, раз уж выбрала Харуга! А теперь, вдали от Нее, в безопасном месте, среди своих, в голову лезли здравые мысли. Киргиандр весь измучился сомнениями и угрызениями совести. Успокаивало лишь напоминание, что девушка сама разорвала помолвку и выбрала другого.

Его отрешенный и задумчивый взгляд замечала только бабушка. Однажды, когда они остались вдвоем в доме, она заговорила с внуком:

– Что случилось с тобой, мой мальчик?

Киргиандр настолько погрузился в свои мысли, что не услышал слов бабушки. Ей пришлось повторить еще раз, а затем и прикоснуться к его руке. Он вздрогнул.

– А?

– Дела плохи… – прошептала она больше самой себе. – Я вижу твою боль, слышу скрип половиц каждую ночь. Ты не спишь… Ты не все нам рассказал, верно?

Киргиандр кивнул. Тогда по возвращении он вскользь упомянул о своих испытаниях, рассказал как умудрился выжить и выбрался из дворца. О бывшей невесте он и словом не обмолвился, но никак не мог выбросить ее из головы.