[1] Меры такой, понятное не было. Андрей просто на глазок подогнал.

[2] «Святаго вселенского шестого собора правило 50 и 51 запрещает всякое играние. Пятьдесятное убо правило собора сего возбраняет играти всем и причетником, и мирским человеком зернью и шахматы, и тавлеями, и влириями, рекше костьми, и прочими таковыми играми. 51 правило всякое играние возбраняет и отметает и причетникам, и простым людем. Такоже и упивание в пьянство.»

[3] 50-е правило: Никто из мирян и клириков впредь да не предается предосудительной игре. Аще же кто усмотрен будет творящим сие: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.

[4] 51-е правило: Святый вселенский собор сей совершенно возбраняет быти смехотворцам, и их зрелищам, такожде и зрелища звериныя творити и плясания на позорищи. Аще же кто настоящее правило презрит, и предастся которому либо из сих возбраненных увеселений: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.

[5] Отец Афанасий на это закрыл глаза и принципиально смотрел «в другую сторону». В его представлении Андрей творил какое-то чародейство, но не опасное. Во всяком случае, он иначе думать не хотел, так как время ругаться с воеводой было не уместным.

1556 год, 7 октября, Тула

Атмосфере в Туле была очень «душной» из-за общей перегрузки. Особенно для воеводы. Поэтому на берег Упы он выбирался больше ух перевести, чем реально проверить что к чему в корабельном вопросе. Строго говоря — не корабельном, а лодочном. Но это не так уж и важно. Здесь строили плавсредства для предстоящего дела.

Волок с Иван-Озера на Дон не был никак организован. Им не пользовались уже несколько столетий, поэтому он зарос и одичал. Поэтому для предстоящего дела Андрею требовались исключительно легкие посудинки, чтобы их можно было как можно быстрее там протащить. Вроде ушкуев. Жаль только, что они в бассейне Оки уже с век как вышли из употребления за ненадобностью. Впрочем, они и раньше здесь не шибко-то популярностью пользовались.

Впрочем, технологиях их постройки была доступна.

Строго говоря, на Руси к XVI веку она все еще оставалась такой же, как и в старину. Просто с ее помощью строились несколько иные посудинки.

Ушкуй — это узкая, длинная лодка, которая не на каркасе собирается, а сшивается из досок. А отдельными элементами силового набора только лишь распирается изнутри. Точно также строили драккары, шнеки, когги и практически все корабли европейской и средиземноморской цивилизации прошлого. Точно также строили ладьи, ушкуи, струги Руси и все поморские плавсредства.

Это была единая технология для региона западной Евразии.

Однако в Византии в XI–XII века начали строить наоборот. Сначала возводили жесткий каркас, а потом его обшивали. И с тех пор технология эта потихоньку завоевывала место под солнцем. И к середине XVI века уже торжествовал галеон — первый тип крупного морского корабля, который изготавливался по такой технологии. К концу же века XVII по-старому строили лишь поморцы. Что, кстати, и стало причиной «борьбы со стариной» в этом плане у Петра.

Все дело в том, что старинная технология подходила только для малых посудин и посудинок. Позволяя делать относительно крепкие, а главное, легкие корпуса. Однако, с ростом водоизмещения, технология эта вела к нелинейному возрастанию удельный массы корпуса для сохранения прочности. Уже корабли больше 20–30 тонн водоизмещения было не рентабельно так строить. Но строили. И в 100, и в 200 и даже намного больше[1]. Впрочем, такие корабли отличались низкой удельной эффективностью из-за чрезвычайно тяжелого корпуса и, что намного важнее, слабой прочностью. Такие корабли ОЧЕНЬ плохо держали волну, нередко разламываясь или идя ко дну из-за обширных течей.

Так вот — этот тип судостроения на Руси был вполне доступен. С его помощью правда нормальных морских кораблей не построить. Но это не требовалось. Посему, определившись в целом с планами, Андрей сумел убедить Царя передать ему всех лодочных мастеров с подмастерьями из столицы и ряда подходящих городов вроде Коломны или Серпухова. Не на всегда. Только на один сезон с осени по весну.

Иоанн Васильевич согласился.

И у Андрея появилась возможность показать эффективность лесопилки в действии. Она одна вырабатывала досок больше, чем все эти мастера разом. Да еще с запасом. И ровных, аккуратных, стандартного размера.

— Это же дерьмо! — воскликнул один из мастеров-лодочников, увидев материал.

— Почему? — повел бровью Андрей.

— Пиленая доска слаба. Из этого дерьма стругов не строят! Доски надобно тесать!

— Насколько?

— Что «насколько»?

— Насколько она слаба?

— Да почем я знаю? Слаба и слаба.

— Пиленая доска слабее тесанной из-за разорванных волокон во время пиления. Так?

— Ты слишком мудрено говоришь. — нахмурился мастер.

— Пиленой доски крепче гонт. На изгиб. То верно. Но только тот гонт хорош, который вдоль волокон древесин расколот. А разве можно так расколоть дерево чтобы колотый гонт был ровным на десять и более шагов?