– Если послушать вас, так Лейла ни с кем не ладила.

– Легко быть хорошим другом тому, кому не везет. Гораздо труднее оставаться рядом с кем-то успешным, – мудро замечает Вольфганг, словно цитирует фильм. Вполне возможно, один из тех, над которым он работал.

– Так вы считаете, из-за ее профессиональных достижений у нее было много врагов?

– Наша индустрия пережевывает людей и выплевывает их. И когда шестнадцатилетняя девушка добивается в ней такого успеха, как Лейла, это может вызвать у других людей негодование и желание обвинить ее в своих неудачах.

У меня голова идет кругом. В основном потому, что не понимаю, о чем идет речь. К счастью, мама переводит.

– Значит… вы хотите сказать, что Лейла не виновата в том, что у нее плохие отношения с некоторыми коллегами и членами семьи.

– Я бы так не сказал. Она тоже очень болезненно это переживала. Бедный ребенок. О, простите! – говорит Вольфганг. – Эта пожарная тревога отняла у нас время, предназначенное для интервью, – мне нужно попасть на встречу с другими продюсерами. Я вернусь через час или около того, если понадоблюсь.

– Конечно, будем на связи.

Раздаются шаги, мама и Вольфганг уходят. Убедившись, что их нет, мы с Фрэнком выскакиваем из шифоньера. Первое, что я делаю, – вытаскиваю Элизу из шкафа. Она вздыхает с облегчением, как только вываливается на пол.

– Настоящая душегубка, – говорит она, разминая шею. – Но мы узнали кое-что полезное. Например, что Лейла поссорилась со своим агентом…

– И своей мамой.

– Это две действительно хорошие зацепки, – говорит Элиза. – С чего, по-твоему, нам следует начать?

ДЕВЯТЬ ТОЧЕК, ЧЕТЫРЕ ЛИНИИ, два возможных пути… Понятия не имею, как мы должны выяснить, какой путь выбрать.

– Элиза, что все это значит?

Она прикусывает губу, направляя луч фонарика на точки.

– Это невозможно, – шепчет она. – Невозможно соединить все девять точек четырьмя линиями, если только…

Она дотрагивается пальцем до резного дерева. А потом так резко поворачивается, что волосами задевает меня по лицу.

– Надо мыслить шире!

– Хорошо…

– Наши линии могут идти дальше точек… Вот так! – И она рисует пальцем линию слева направо через верхнюю часть, а затем диагональную линию вниз, которая пересекает еще две точки.

– Можно провести еще только две линии, – рассуждает она. – И нам нужно попасть еще в четыре точки.

– И мы не должны отрывать карандаш, – напоминаю я ей. – Линия должна быть непрерывной.

– Но мы можем коснуться точек дважды! – говорит Фрэнк. Затем он тычет пальцем в точку, как будто это кнопка: – Пик-пик!

– Вот именно, – подхватывает она. – Если я права, то оставшиеся две линии будут иметь форму стрелки, указывающей правильный путь.

ОТКРЫТЬ СЕЙФ ВОЛЬФГАНГА оказалось сложнее, чем я думал.

– Элиза, поможешь мне?

– Конечно, – говорит она и роется в рюкзаке в поисках блокнота.

Она записывает слово, которое мы уже назвали, и парочку тех, о которых я не подумал:

ТЕСТ

ШЕСТ

ЖЕСТ

– Это все? – спрашиваю я.

– Ты забыла про меня!

– Хммм?

– ФЕСТ! Потому что я – фестиваль веселья! – хвастается Фрэнк с безумной ухмылочкой.

– Ну хорошо, – соглашается Элиза.

– И ты забыла про Карлоса! – добавляет Фрэнк. – БЕСТ! Потому что он лучше всех!

– Ой! Спасибо, приятель!

Это самое приятное, что он говорил мне за всю жизнь.

И он тут же пускает газы. Вот это намного больше похоже на того Фрэнка, которого я знаю.

– Не считая «БЕСТА», который тоже не слово, нам не хватает еще нескольких. Я дам тебе пару подсказок. Хочешь заполнить пробелы?

– Конечно, – соглашаюсь я.