— Ах, значит, только на паром? — Эдлин подмигнула ему, когда с похотливой интонацией задала следующий вопрос: — А как тебя зовут?

Старик чуть в обморок не упал от удовольствия.

— Меня зовут Элмунд, миледи. — Он наклонился вперед, дотронулся рукой до пряди волос на лбу и, поглаживая свою лысину, произнес: — К вашим услугам.

Широким взмахом руки он пригласил ее присесть на бревно, как будто предлагал королевский трон. Поскольку он прожил здесь довольно долго, то кору на сиденье он протер давно, и Эдлин уселась, не обращая ни малейшего внимания ни на людей, ни на лошадей, ни на повозки, ни на своих сыновей, ни на нового мужа. Все они стояли на дороге, ожидая продолжения событий. Но как раз сейчас ей пока нечего было им предложить. Ее расчеты оправдывались, но дело еще не было сделано. В данный момент ее больше всего занимал Элмунд. Протянув ладони к слабому огню, она сказала:

— Я заметила, Элмунд, что у тебя на щеке нарыв.

Он осторожно дотронулся до него.

— Да, миледи.

— Похоже, он тебя очень мучит?

— Да я уж все испробовал. Даже в новолуние убил жабу и всю ночь проспал с ней, приложив к щеке, но после этого мне стало еще хуже.

Эдлин взялась за сумку, которая висела у нее на поясе.

— Я умелая травница. Если бы ты захотел, я могла бы попробовать одну из своих припарок, чтобы удалить гной из нарыва.

— Если не помогла даже жаба, то почему поможет ваша припарка? — логично спросил Эл-мунд.

— От того, что мы попробуем, не будет никакого вреда.

Элмунд хотел было отказаться, но в этот момент возле костра появился Хью.

— Женщина, возвращайся к своей лошади.

— Она не может, — оборвал его Элмунд. — Она собирается поставить мне припарку.

Хью взвыл и, широко взмахнув руками, воздел их к небу, где над горизонтом показалась вечерняя звезда.

— О, Боже, дай мне терпения!

Старик плутовски захихикал, а Эдлин резко заметила:

— Я не однажды просила Господа об освобождении, а он наградил меня тобой, Хью из Роксфорда, поэтому поостерегись со своими просьбами. — Вставая, она спросила: — Мы прихватили с собой в дорогу медовуху?

— Ты собираешься с ним пить? — удивился Хью.

— Возьми себя в руки, а то тебе в голову лезет Бог знает что, — упрекнула она его. — Медовуха служит хорошей основой для припарок, остальные травы лежат в той повозке, где мои мальчики. Вы извините меня, добрые люди?

Она пошла туда, где лошади переминались с ноги на ногу, а Хью задумчиво смотрел ей в спину, пока она удалялась в темноту.

Элмунд присел на корточки и поправил огонь.

— Женщины! Не можем ужиться с ними и не можем заставить их сделать ни черта, что имело бы смысл.

Это были первые слова паромщика, которые, по мнению Хью, полностью соответствовали действительности.

— Мы только что поженились, — внезапно вырвалось у него.

— Можно догадаться. Вы глядите на нее так, будто она — это чужая страна, которую вам нужно покорить.

— О, да я уже покорил ее. — Хью с удовольствием вспомнил, как она выглядела после их ночи любви, когда, доведенная до изнеможения, заснула в его объятиях. — Сколько же еще раз мне придется усмирять ее, прежде чем она станет послушной женой?

— Зачем вам это? Она так хороша, что ее красота пробирает до печенок. Только взгляните! Она хочет быть уверенной, что я останусь в живых, потому она заслонила меня от вашего ножа. Она хочет быть уверенной в том, что вы получите желаемое, потому она предложила вылечить мой нарыв. — Он задумчиво кивнул. — Сдается мне, что, как только взойдет луна, я переправлю вас на тот берег.

При этих словах Хью, чья мужская гордость была не просто задета, а почти раздавлена, воскликнул:

— Ты понял, что она вертит тобой как хочет, и не возражаешь?

— А зачем? Мне вылечат щеку, вы поедете своим путем, то есть каждый из нас получит то, чего хотел. А она станет думать, что добилась мира вместо раздора. В общем, она это и сделала, да благословит Бог ее душу.

Хью в немом восхищении уставился на старика. Элмунду, несомненно, пришлось много повидать в своей жизни, куда больше, чем Хью. Несмотря на мнение Эдлин, Хью считал себя человеком весьма проницательным. Но, слушая, как старик разложил по полочкам все действия Эдлин, предсказал их результат и смирился с ним, Хью не переставал изумляться.

— Сядьте, а не то, глядя на вас, я выверну себе шею.

Опускаясь на корточки, Хью внезапно почувствовал колющую боль. Он вскрикнул, подскочил и стал топать ногой до тех пор, пока из-под его подвязки не посыпались ручьем на землю зерна пшеницы.

— Она жила в монастыре, и нам устроили настоящие проводы, когда мы сегодня к вечеру уезжали оттуда. Звенели колокола, все собрались и нас осыпали пшеницей.

Казалось, старик совсем не удивился, как того ожидал Хью.

— Обычное дело — после венчания.