— Правда? — медленно проговорил Генри. Ему не нравилось, что его племянница оказалась втянута во все это, но он невольно подумал, что Вероника могла бы оказаться ценным источником информации. В какой-то момент Генри ощутил укол страха, что она может в какой-то степени оказаться причастна к убийству, но решительно отбросил эту мысль. Рейчел же он сказал: — Надеюсь, мы в конце концов сумеем выяснить, что преступник надеялся найти. А пока вы можете сложить вещи и забрать чемодан, если хотите.

— Спасибо, — кивнула Рейчел.

Она принялась поспешно складывать вещи, и Генри заметил, что она делает это не совсем уверенно. Несколько неожиданно было видеть, что такой дотошный человек, как Рейчел Филд, запихивает вещи в чемодан как Бог на душу положит: туфли, белье, платья — все теперь лежало вперемешку. Впрочем, можно было понять, что происходящее потрясло даже невозмутимую Рейчел Филд.

Когда чемодан был наконец снова закрыт, Генри поблагодарил ее за помощь, попросил оставить адрес сержанту и разрешил вернуться к себе. Оставшись в одиночестве, он внимательно осмотрелся. Где-то здесь, Генри в этом не сомневался, находился ключ к загадке, но он был не в силах его увидеть. Инспектор задумался о показаниях, которые успел собрать. Часть свидетелей что-то скрывала, это не подлежало сомнению. Но что? Что-то, имеющее отношение к личной жизни Хелен, подумал он, к ее личной жизни, которая сплеталась с ее работой, так что невозможно было отделить одно от другого. Возможно, поездка в Хиндгерст поможет найти ответ. Генри вздохнул и направился взглянуть на черный ход здания.

Там не было ничего примечательного. К черному ходу вел побитый жизнью лифт в задней части дома — им, по словам Альфа, пользовались для того, чтобы поднимать наверх тяжести — к примеру, мебель для фотосессий. Дверь вела к подсобным помещениям и запиралась на автоматический замок. Альф заверил Генри, что от замка было всего два ключа и оба находились у него. Один он всегда носил вместе с остальными ключами, а другой, на случай непредвиденных обстоятельств, всегда висел на стене в его закутке. Все, кто привозил товары к черному ходу, звонили в звонок, тогда Альф посылал кого-нибудь открыть дверь. С некоторым стыдом он признал, что утром впустил в здание гепарда, поскольку не видел в этом ничего плохого.

— Я знал, что его ждут для фотосессии мистера Хили. Не мог же я позволить опасному зверю разгуливать по внутреннему дворику.

— Вам следовало спросить разрешения у сержанта, — сказал Генри, — но теперь это не имеет значения.

Оставив Альфа, он направился через дорогу побеседовать с Николасом Найтом.

Около входа в «Оранжерею» Генри увидел дверь со стильной черной табличкой, на которой изящными белыми буквами было написано: «Николас Найт — Haute couture [7] — Второй этаж». Он поднялся по узкой лестнице и оказался перед двойной дверью, на которой висела еще одна табличка, гласившая то же самое. Он открыл дверь и вошел. Тепло и аромат, стоявшие в помещении, неожиданно напомнили Генри о комнате, в которой умерла Хелен.

Салон занимал весь этаж. Пол был покрыт белым ковром, окна завешивали черные атласные шторы, подвязанные белыми жгутами, в пустом камине стояла огромная ваза с белыми лилиями и красными розами. Вдоль одной стены стоял ряд маленьких золоченых стульев, большую часть другой занимало огромное зеркало. У двери стоял антикварный стол из орехового дерева, за которым сидела девушка с невозможно светлыми волосами и красила ногти серебряным лаком. Когда Генри вошел, она поднялась и, покачивая бедрами, зашагала к нему.

— Маагу ваам чем-н’будь п’мочь? — проговорила девушка, так подчеркивая столичный выговор, что ее речь была едва понятна. Она смотрела на старый плащ Генри, как преданный своему делу садовник смотрит на слизня.

— Я хотел бы поговорить с мистером Найтом, — ответил он и протянул девушке свою визитку.

— Присааживаайтесь. Я’а паасматрю, не занят ли он.

Она на своих похожих на стилеты каблуках засеменила прочь из комнаты. Генри ожидал ее, неудобно присев на край золоченого стула. Через минуту девушка вернулась.

— Мистер Найт вас примет прям с’час. — Теперь в ее голосе слышалось больше уважения. — Пааднимитесь к нему, п’жаал’ста.

Генри последовал за ней сквозь черный занавес в дальнем конце салона и поднялся по маленькой винтовой лестнице. Здесь, как и в редакции «Стиля», он не мог не заметить того, как резко менялось оформление, стоило покинуть комнаты, предназначенные для публики, и перейти туда, где действительно шла работа. Лестницу давно не ремонтировали — белая краска отставала от стен, а вместо пушистого белого ковра лежал старый коричневый линолеум.

Дойдя до верхней ступеньки, Генри услышал оживленную женскую болтовню, доносившуюся, по всей видимости, из приоткрытой двери слева. Справа была дверь с табличкой «Не входить».

— Он в атэлье, — сообщила блондинка, — вхаадите, п’жаалста.

Она открыла дверь и впустила Генри.

Первым желанием инспектора было броситься из комнаты вон. Он оказался в огромном помещении, где царил фантастический беспорядок: тюки ткани, мотки ниток, булавки, обрезки, сантиметровые ленты, наброски моделей, перья, кружева, искусственные цветы, манекены и нитки бус, разбросанные повсюду, составляли только его часть. Из дальнего угла комнаты доносилось несмолкаемое жужжание швейных машин, за которыми полдюжины бледных девушек в коричневой униформе жали на педали, крутили колесики и ловко направляли под иглы драгоценную ткань.