— Плевать мне на твоих конкурентов! — приказным тоном я велел ему заткнуться. Кулак мой резко сжался и хорошенько заехал тому в челюсть. — Петух узкоглазый… — это я добавил на русском, жаль, что седой ничего не понял.

— Простите, Шин-сан… — продолжал тот гнусаво блеять, восприняв мой удар так, будто получил его заслуженно. Ясно было, что он лишь комедию ломает, чтобы я его на месте не подстрелил. Но все же, слышать это было невыносимо. — Я виноват, правда.

«В любом случае живым ты точно не выберешься…» — думал я, подходя к небольшому столику, с которого взял двумя пальцами черную папку с документами.

— Ладно, я не злюсь… — соврал я вновь. — Я лишь подготовил пару документов, в которых прописано, что ты передаешь свой бордель в мое пользование… — протянул я сутенеру папку с бумагами, которую тот с радостью принял. — В первом документе говорится о том, что все девочки получат право делать то, чего хотят сами… а вторая подпись будет значить, что теперь вся прибыль от проститутошной будет падать на мой счет…

— Прибыли без русских девушек не будет, Шин-сан… — посмотрел на меня тот жалостливо и тут же получил еще один неслабый удар по носу. Защитный покров его был настолько ослаблен, что даже мой кулак пробивал его без особого труда.

— У тебя ее и с ними не будет… — процедил я на русском, сжав зубы от боли. Уже три года все не могу от него отвыкнуть.

— Что?

— Подписывай! — когда злой, так и вырывается из уст родной язык. В японском даже мат был какой-то сложный и непонятный, и к этому я привыкал очень долго.

Тот, вытерев нос своим плечом, вновь посмотрел на бумажки и расписался там, где я указал. Он покорно протянул ручку с папкой обратно, застыв в ожидании, пока я выполню обещанное.

Публичный дом я планировал забрать в любом случае, поэтому, молча кивнув, убрал папку и осторожно вытащил патрон из барабана. Пожав плечами, положил его на стол.

Нужно было убедиться в том, что сутенер честен.

— Это правильный ответ… — уголки моих губ вздернулись в ухмылке.

— Я отдал вам свой бизнес, Шин-сан… — промяукал тот, продолжая давить на жалость. — Я остался без своего детища… вы получили то, что хотели, отпустите, прошу…

— Ты сейчас на жалость давишь? — приподнял я бровь. — Ты когда перед мамкой моей ствол держал, она перед твоим выстрелом тоже на жалость давила?

— Я… не убивал… — проблеял тот, съежившись.

— Ах не убивал… — протянул я надменно. — Ну, тогда начнем сначала… расскажи-ка мне про моих кровных родителей… и в подробностях, если тебе, конечно, будет угодно, — выказал я наигранную учтивость и нахмурился, медленно подводя ствол в сторону его японской морды. — Первый вопрос: зачем они меня на улицу вышвырнули?

— Хорошо, я тебе отвечу… — кивнул тот нерешительно, подняв раскрытые ладони на уровне плеч. — Но я не могу на сотню процентов быть правым, Шин-сан, только не злитесь, если скажу что-то не то… — боже, как же подрагивал его голос, а как он смотрел на меня… точно ягненок, которого вот-вот должны были заколоть. Впрочем, почти любой оябун в подобной ситуации становится более трусливым.

— Рассказывай, Ито-сан, не тяни резину… — вздохнул я, продолжая смотреть тому в глаза.

— Родная мать ваша, как вам наверняка уже известно, работала элитной шлюхой в моем публичном доме. Она вас еще мелким оставила в заброшенном переулке у двери многоквартирного дома, а позже свалила оттуда по-быстрому, пока никто этого не заметил… — протараторил тот, стараясь что-то из этого вспомнить. Происходило все это относительно давно, поэтому принял я это за правду, так как информация была забытой. — Там еще камер совсем не было, Шин-сан, чтобы позже предъявить ей за то, что сделала с вами… ну и вас уверить в правде.

— Еще скажи, что, будь там камеры, ты бы ко мне на коленях приполз с записью… — хмыкнул я.

Но вот в остальном он действительно не врал. По поводу ее работы и истории со мной прозвучали правдивые слова. Когда я только-только попал в тело парнишки в возрасте тринадцати лет, мне открылись все воспоминания ребенка вплоть до тех, которые он и сам, собственно, не помнил.

Родная мать-непотребница его действительно выбросила в переулке за ненадобностью. Все было смутно в голове, но я для себя отметил тот факт, что, когда эта блудня парнишку оставила под дверью неизвестного дома, смотрела она на него с презрением и равнодушием.

А лежал под этой самой дверью реципиент довольно, блин, долго. Там уже конечности стали коченеть, судя по тому, что я до сих пор не чувствую указательного пальца на левой руке. Благо, местный пьянчуга мимо него проходил и, увидев брошенного любодейкой малыша, сжалился и подобрал его, а потом решил, что станет хорошим примерным отцом для парнишки.

Несмотря на то, что примером стать у него не вышло, за этот поступок я все равное его уважаю, если бы не он, парнишка там бы и замерз.

— Не приполз бы, но в нужное время смог бы воспользоваться…