В апреле Дьяков с Брагиным стали членами КПСС. Дьяков перестал волноваться за карьеру и стал жениться, к осени с этой задачей справился, да так удачно – выбил себе с женой отдельную комнату в общаге. Брагин возглавил стройотрядовский штаб – и тоже удачно. В том же году его выбрали депутатом горсовета по квоте для студентов. Редкая, надо сказать, квота.

В нашей группе забыли про вьетнамо-китайский конфликт раз и навсегда еще до конца марта. Мы и не знали, что Вова Маслов, которого сразу после отчисления из вуза призвали в армию, продолжал вносить свою лепту в дело мира во всем мире, и Юго-Восточной Азии в частности.

Служить ему выпало в Монголии, в танковой части, дислоцированной возле Улан-Батора. Каждый раз, когда через столицу проходил поезд Москва – Пекин, из части выезжали танки и демонстративно двигались на юго-восток вдоль железной дороги под настороженными взглядами пассажиров. Через три-четыре километра механизированная колонна терялась в степи, чтобы скрытно вернуться «домой». Считалось, что таким образом удастся создать впечатление, будто на севере Китая – там, где он граничит с Монголией, – копится мощная танковая группировка. Маневры возле Улан-Батора продолжались до тех пор, пока конфликт с Вьетнамом не был исчерпан. Выходит, наша студенческая группа внесла реальный вклад в дело помощи братскому народу. Пусть не вся группа, а только отщепенец Вова Маслов, но ведь это ж мы его туда отправили.

Пермь – Воронеж – Пермь

На проходной завода «Сигнал» в городе Воронеже я набрала четырехзначный внутренний номер телефона, записанный карандашом на обороте командировочного удостоверения. Шмыга сам писал: мелконько, хорошим, но слегка съезжающим в конце строчки почерком, похожим на чертежный шрифт. «Профессию не пропьешь», – обычно говорил Сан Саныч Шмыга в ответ на очередной комплимент его манере письма. По звонку явился веселый дядька, я даже подумала, что он выпивши: на нашем заводе трезвые такими веселыми на работу не ходят. Увидев меня, он еще больше развеселился и сказал, подхохатывая и потирая руки:

– Ага! Так вот они какие, пермячки!

Я подумала, что он принял меня за коми-пермячку и хочет потрогать как человеческую диковинку. Выставила вперед руку, защищаясь, стала объяснять, что пермячки вовсе не такие, что они выглядят иначе.

– Ты ж к нам из Перми приехала? – дядька отпрянул, повинуясь моему жесту.

– Да.

– Значит, пермячка.

– Ну, так-то да, а по национальности я русская, вот в паспорте написано.

В июне 1983 года в моем паспорте гражданина СССР действительно указана была национальность. Дядька взял паспорт, выписал мне пропуск и привел в отдел то ли снабжения, то ли, наоборот, сбыта, поскольку им ведь предстояло сбыть мне свою продукцию. В экономике я совсем не разбиралась, мои мозги автоматически выключались и сворачивались, как пуганый еж, если им предлагали освоить что-нибудь экономическое. У меня в дипломной работе раздел «Экономика» занимал всего три с половиной странички, так из-за этих трех страничек я чуть не поседела.

В отделе, куда привел меня дядька, ждали заранее обрадованные люди. Они стали меня рассматривать, приговаривая то же самое:

– Так вот они какие, пермячки! Ну-ка, ну-ка, повернись, красавица!

Судя по тону, их удовлетворял мой внешний вид. Даже, можно сказать, восхищал.

Я включилась в игру и, приподняв пальчиками широкий подол платья, пару раз «повернулась», ничего не понимая. А сотрудники стали звонить по телефонам и говорить кому-то, что к ним в отдел привели пермячку и можно прямо сейчас посмотреть. Тут я, честно говоря, совсем растерялась и от растерянности перебрасывала косу то на грудь через правое плечо, то назад, то на другую сторону. Наконец в кабинет вошла строгая возрастная дама, все расступились. Дама приподняла очки, висящие на цепочке, оглядела меня, сложила руки у груди, как для аплодисментов, и резюмировала:

– Славная пышечка! Значит, на четыреста граммов можно еще жить!

И тут как прорвало, со всех сторон закричали:

– Правда, что вам по четыреста граммов масла дают?

– У нас говорят, будто в Перми масло по карточкам, и всего по четыреста граммов!

– Как вы обходитесь на четыреста граммов?

– Вам хватает четыреста граммов?

Ох, вот оно что! В Воронеже стало известно – Шмыга, разумеется, рассказал! – про норму отпуска масла жителям Перми. Они, эти люди с завода «Сигнал», похоже, встревожены. Никак в толк не возьмут, что пока не ввели норму, мы, работающие с утра до вечера за проходной, вовсе не видали масла сливочного. Разве что порой перетопленное из прогорклого удавалось купить. А теперь – ешь, не хочу!

– Не карточки, а талоны, – начала я свой подробный рассказ о мудром решении Пермского горисполкома.

– Но ведь получается всего по десять граммов в день! – ужасались жители Воронежа.

– Больше! Делите четыреста на тридцать, больше получается. Да и не каждый же день есть масло?! Когда-то и маргарин, – возражала я, смутно догадываясь, что дело не в арифметике. Мне на самом деле хватало масла по талону, даже оставалось. На семью – мама, папа, я – получалось кило двести каждый месяц, а мы к такому изобилию не привыкли.

– Неужели вы там маргарин на хлеб мажете? А на чем яичницу-глазунью жарить?

– На подсолнечном, – отвечала я простодушно. – И хлеб в подсолнечное макать с солью очень вкусно.

Этим моим словам снабженцы завода «Сигнал» ужаснулись, некоторые захихикали, на лицах других возникла гримаса отвращения. Я поняла, что пропустила какие-то радости жизни, и решила обязательно попробовать яичницу, жаренную на сливочном масле. Вот приеду домой… Ой! Мне ж сегодня обернуться надо туда-сюда с антеннами. Я ж на транзитном самолете: он пока летит в Харьков, а на обратном пути надо на него подсесть. А мы тут про карточки рассуждаем!