Шрифт:
– Но здесь же совершенно ничего нет, – разочарованно и растерянно пробормотал Волшебник.
– А Вы закройте глаза, чтобы внимательнее приглядеться сердцем.
– Но ведь можно же споткнуться и упасть.
– Но не упали же только что там. А здесь, по крайней мере, земля под ногами.
И, оглядевшись, Фея будто наугад взяла из воздуха первую попавшуюся книгу.
– Считая какого-то человека неизлечимо плохим, мы на самом деле смотрим на обрывок страницы многотомного издания его души.
Ведь, если перелистать несколько страниц назад, и в нем тоже можно увидеть боль, самую обыкновенную человеческую боль, которой можно только посочувствовать. Ему больно от того, что он многого не знает, и поэтому он делает больно другим.
Сострадание, Волшебник, есть двигатель прогресса и более глубокое понимание вещей.
Я тоже когда-то судила о мире и его видимой реальности по коллажу, наспех составленному из обрывков чьих-то многовековых судеб, вырванных из временного потока.
А ведь говорили же: «Не суди, да и не судим будешь». Правду говорили, простую правду, да обжить ее не так-то просто…
И Волшебник даже вопроса не успел сформулировать, о каком именно неизлечимо плохом шла речь, как Фея со словами «А разве дело в нем?» молитвенно склонилась над чьей-то загадочной книгой жизни и аккуратно поставила ее на место.
– А мою… Вы не могли бы перелистать на несколько страниц назад или хотя бы вперед? – улыбнулся Волшебник, заранее предугадывая ответ.
– Не могу… нам неспроста не дается памяти о прошлом. Нам бы в этой научиться прощать и отпускать с миром. Ведь одно дело от горла наказывать, а совсем другое – от сердца. Если в первом случае Вы будете в данной сложившейся ситуации почтальоном, то во втором имя Вам «Жертва» – и сердце раньше времени износите, и блага не принесете ни себе, ни Вселенной.
– И как же, по-Вашему, жить следует?
– Интуитивно… и потом, принимать то, что дается, и отпускать то, что ушло. А то всё мы как-то наоборот поступаем, продолжая ходить вверх ногами. Вот и голова поэтому часто болит.
И можно было бы выделить из последних слов оттенок иронии, если бы они не были сказаны с легкостью и теплотой, и поэтому Волшебника это совершенно не обидело и не задело.
– А это Вам. Сувенир на память… из того самого письма, – сказала Фея, протянув Волшебнику сложенный вдвое листок. – Прочтите, когда будете дома… – и исчезла. Потом исчезли дверь и земля под ногами, и пастух неожиданно обнаружил себя сидящим в своем любимом кресле лицом на Восход.
…и он уже было поверил затекшему телу, что все это ему просто приснилось, если бы не строки по ту сторону запотевшего окна…
Волшебнику:Я вижу улыбку твоюи руки, мягко касающиеся клавиш.Я вижу в тебе того,кого ты никак не представишь, —глубину твоего необъятного сердца,широту твоей бесконечно богатой душиредкостной красоты, переливающейся,а ты все спешишь… не спеши.Не присядем ли мы, наблюдаяза оттенками обаяния, красотытвоего голоса, юмора, взгляда, —я в нем растворяюсь и насыщаюсь до полноты,полноты моих ощущений, —говорили, что большего гномам не надо, —только этот свет-волшебство в глазах,что слегка поблек пару лет назад,я молюсь за свет, от души молю,за свободу, за радость… и вижу улыбку твою.Глава III. Почему Вы назвали меня Учителем?
– А голос у меня раздражающий, – спросонья сказал пастух, еще окончательно не проснувшись, и повернулся на другой бок.
– А я обычно первое, что делаю, когда просыпаюсь, – с улыбкой благодарю за новый день, как за новую жизнь, и за все ее новые возможности, – ответил гном, рассматривая утреннюю газету преднамеренно вверх ногами. «Да и так уже все успели перевернуть, поэтому какая разница, как ее рассматривать», – подумал гном, скользнув по ней изучающим взглядом, и, сложив кораблик, отдал его звездному медвежонку, застенчиво выглядывавшему из-за занавески.
– Для того чтобы улыбнуться и поблагодарить, надо проснуться, а я еще сплю, и мне можно, – проворчал мальчик. – Потому что вчера всю ночь проудивлялся в твоем мире и все равно мало что понял.
И тапочки тоже, вместо того чтобы покорно приблизиться и обнять ноги мальчика, решили устроить догонялки с дворовым котом с нехитрым именем Кот.
– Ну почему всегда так?! Стоит одной детали предательски соскользнуть с лески, как за ней подтягиваются другие, и все начинает неминуемо разваливаться, – обиделся мальчик и, швырнув подушкой, сбил с дерева одного из виновников незаладившегося утра.
Прежде чем вновь облачиться в облик повышенной мудрости, гном неожиданно разразился заливистым детским смехом. Он хохотал так громко и долго, перекатываясь из одного угла комнаты в другой, что вначале к нему присоединились красные цифры с забытого календаря, а потом и сам календарь. Им стало невероятно смешно висеть и отображать то, чего уже нет, тем более что это ничего было совсем не забавнее утренних тапок.
– Извини, мой мальчик. Я совсем не хотел тебя обидеть. Просто ты нечаянно напомнил мне меня самого. Представить только, насколько больше было бы в жизни веселья, если бы мы сами умели улавливать в себе подобные моменты, наблюдая со стороны, хотя бы для того, чтобы от души посмеяться…