Шрифт:
Она произносит мое имя мягко и получается - "Михав".
– Если вы будете говорить мне "пан", то я вынужден буду обращаться к вам: "паненка", а не просто Ева. А "Ева" звучит очень красиво, как музыка!
– Згодне (согласна). Hex бэндже так: вы - Михав, а я - Эва.
Захотелось очень сказануть: "Как жаль, что я не Адам!" Но я промолчал.
– А вы, пан... Вы, Михав, за день стали лучше говорить по-польски.
– Эх, если бы прожить здесь хотя бы месяц! Как легко стало бы мне говорить!
А сейчас не легко?
Мне интересно говорить по-польски, но трудно находить нужные слова. Я мало знаю. Многого я просто не в состоянии сказать вам.
Очень хочется обнять Еву. Внутренний голос побуждает меня сейчас же сказать: "Ева, ты прекрасна!" Но я сдерживаюсь и только прошу:
– Говорите, Ева, мне очень приятно слушать вас. Очень.
А что сказать, Михав?
– Что-нибудь. Ну, скажите слова вашего гимна. Лучше спойте. Медленно, чтобы я понял. Пожалуйста, Ева. Прошэ.
К моему удивлению, она не отказывается, не жеманится, а сразу с готовностью начинает тихонько напевать. Поет, как и говорит, очень мягко, не фальшивит. Я напрягаюсь, чтобы запомнить слова и вникнуть в смысл. Меня страшно тянет к Еве, и я сажусь рядом, почти касаюсь ее плеча...
От нее исходит необыкновенно приятный аромат, остро напоминающий о давно утраченном, но еще не забытом домашнем уюте и чистоте... А Ева медленно поет:
Еще Польска не сгинела,
Доке мы жиеме.
Цо нам опца пшемоц взенла,
Шаблем одбежэме.
Марш-марш, Домбровски,
3 земи Влоськи до Польски!
За твоим пшеводем
Злончим сен з народэм.
Пшейдем Висле, пшейдем Варте
Бэнджем поляками...
Столько лет прошло, вся жизнь пролетела, прошумела, а я до сих пор помню эти слова и ощущаю очарование ее голоса. Ни до того вечера, ни потом мне не приходилось слышать или читать польский гимн. Пишу эти слова по памяти и, вероятно, со многими ошибками. Но именно так мне тогда послышалось от Евы и так запомнилось...
Рядом ее лицо - строгое, одухотворенное. Она кончила петь, а я все смотрю в ее глаза и не могу оторваться.
– Почему вы так смотрите на меня, Михав?
– Мне очень понравилось, как вы поете. И вообще... А что такое земля Влоская?
– Влохи - это итальчно. Италия, да?
– А Домбровский? Не тот ли, кто организовал в Италии польский легион? Он участвовал во Французской революции?
– А вы слышали о нашем Домбровском?
– Читал в какой-то книге из серии "Жизнь замечательных людей". Есть такие книги.
– Наш гимн вам понравился? Сначала это была военная песня.
– Гимн понравился. А пели вы так красиво, что я запомнил все.
– Не может быть! Я не верю!
– Я запомнил, Ева, каждое твое слово. Мне кажется, что мы знакомы с тобой всю жизнь. А гимн могу повторить, если хочешь.
– Хочу, - говорит она задорно, не возражая против моего "ты, Ева".
И я повторяю почти правильно. Да, в молодые годы память у меня была цепкая: запоминал быстро, надежно, надолго, а кое-что, оказывается, навсегда.
Только я успел убедить Еву в высоких качествах своей памяти, возвратились ее родители. Ева тут же сообщила им, что "пан с одного раза выучил наш гимн". Отец, однако, к этой новости отнесся сдержанно, ни удивления, ни восхищения не выразил, а пробурчал что-то вроде: "Что же, интересно. Бывает". А потом добавил:
– Гимн выразительный, эмоциональный. Все поняли? Понравился?
– Да. Не все ясно. Зачем вам переходить Вислу, Варту? Вам нужны еще земли на Западе и Востоке?
– Это естественное желание объединить в едином государстве всех поляков на тех землях, где они живут с древности. Какие-то юмористы сочинили шуточный гимн:
Еще Польска не сгинела,
Доке курка в гарнку.
То есть: "Не сгинет Польша, пока имеем курицу в горшке". В мире много людей, которым, по существу, от жизни нужно одно: чтобы их хорошо кормили. Если их сносно кормят, они вполне счастливы. И любую власть одобряют. Не задумываясь. Ваш Пушкин правильно написал про "мирные народы".