Сделав небрежный реверанс претенденткам, я услышала недовольные возгласы. Не обращая внимания, почтительно присела перед Селебрином, а потом на ходу взяв первое попавшееся под руку пирожное, села на дальний свободный диван и нахально откусила.

Думали, я буду бледнеть и трястись под осуждающими взглядами?! Не дождетесь!

В тишине я демонстративно поедала пирожное.

Димка уже привыкла ко мне, поэтому спокойно сидела за столиком и наблюдала из-под ресниц. Ее соперницы возмущались, презрительно хмурились, гневно перешептывались и поглядывали на принца, а он… Он сидел, смотрел на меня, пока не приказал другу:

— Лагром, подай такое же.

Когда ему поднесли, послал мне озорной взгляд и, широко раскрыв рот, одним укусом отхватил половину пирожного!

Я перестала жевать, гадая: что это?! Селебрину скучно? Он подначивает меня, подбивая на новые выходки? Пока судорожно раздумывала, один из друзей принца боднул другого в бок локтем и… за один присест съел целиком нежный крем со своей сладости.

Когда поднял голову, его губы и нос были измазаны глазурью, и выглядел мужчина в дорогом костюме на удивление смешно. Не удержавшись, я склонила голову к плечу и засмеялась.

Что я творю?! Чтобы успокоиться, закрыла ладонью глаза и сомкнула зубы, но тут к моему смеху присоединился еще один — красивый, нежный, как колокольчик. Не глядя на его обладательницу, я была готова поклясться: это принцесса Эвискарии. Нет, однозначно творится что-то ненормальное!

Второй мужчина, Лагром, сообразив, что оставаться более аккуратным, чем принц, не следует, с грустным лицом взял с подноса пирожное. Сладкое он не любил. Это читалось по его многострадальному виду, но как верный и опытный придворный, он открыл рот и попытался повторить подвиг друга… Не вышло. Измазался, да еще так печально нахмурился, что к нашему смеху присоединился и смех Селебрина.

Стало весело. Даже снобки-претендентки перестали шушукаться. И только маркизета стала темнее ночи.

— Ах… — помахала она ладонью у лица. — Мой веер!

Он у нее точно есть, но намек мне понятен. Я кивнула и перевела взгляд на Селебрина, безмолвно спрашивая разрешение сбегать за необходимым.

— Эрнестина, поделитесь с маркизеттой веером! — он тоже понял маркизету, однако на поводу не пошел. Даже больше, целенаправленно поддразнивал ее.

О, Божечки! Только этого мне не хватало.

Димея тоже не сдавалась.

— Мне нужен мой веер, — отчеканила она и, склонив голову, как упрямый барашек, послала принцу многозначительный взгляд, который, уверена, знаком ему с детства.

— Чуть позже, — отмахнулся он.

Димкины соперницы, сообразив, куда дует ветер, начали тоже лакомиться и пачкаться кремом. А потом почти все, как одна, начали кокетливо слизывать его со своих губ и пальцев. Они надеясь соблазнить принца, но делали это одновременно, чересчур с огоньком — и выходило уже не пикантно, а комично.

Селебрин закрыл ладонью глаза, опустил голову и расхохотался. Ему смешно, а я ощущала на себе колючие, полные ненависти взгляды.

Отсмеявшись, он встал с кресла и насмешливо потребовал:

— Если все насладились изысканным вкусом пирожных мастера Дести, давайте поиграем во что-нибудь… — посмотрел на меня, ожидая предложений.

Я знать не знаю, как развлекаются аристократы Элирии! Почему он меня спрашивает?

— В салочки? — предложила тихо первое, что пришло в голову.

— Замечательная идея, — неожиданно улыбнулся Селебрин, принимая вариант. — Я вожу.

— Да! Да! — повскакивали с мест девушки. Воспитание воспитанием, но когда есть шанс заинтересовать принца — надо действовать решительно. Их же сам принц ловить будет!

— Поиграем, — Димея тоже встала, бодро повела плечами и ревниво оглядела соперниц. Потом меня… Если после салочек с участием маркизеты не будет покалеченных — то только чудом.

Принимать участие во всей этой возне, оттягивая снимание от моей подопечной на себя, у меня не было. А уже после бессонной ночи и вовсе. Попыталась улизнуть, но Лагром разгадал мои намерения, подхватил под локоть и потащил на поляну.

— Пустите! Дайте мне спокойно посидеть! Пожалуйста! — взмолилась я, еще надеясь на жалость.

— Неужели не желаете внимания принца? — умные, темные глаза мужчины испытывающе прищурились. Уже не юнец, далеко не красавец, но в нем определенно чувствовались порода и спесь. — Его Сияние приказал — извольте подчиниться.

— И довести претенденток до истерики? Ему же потом выслушивать возмущения.

— Вас это так волнует? — со стороны наша беседа походила на милую, даже романтичную, однако шепот Лагрома был ехидным.