А мне было до сих пор не по себе от странных и нелепых обвинений, а еще я злился на Михала за то, что заронил в мою голову зерно подозрения. Теперь буду мучиться домыслами о том, почему же услышал те самые разглагольствования Вежбицки.

Ведь пришлось обмануть Михала. Я точно знал, где находился профессор, на каком расстоянии от моей палаты. И это расстояние было совершенно недостижимо не только для человеческого уха, но и для уха обычного пациента «Возрождения». И только я услышал, как будто чем-то отличался от других.

Вот только чем?

Ночь наступила неожиданно. Как будто время ускорило бег. Мне же хотелось притормозить и дать себе время опомниться. Слишком быстро происходят события, словно кто-то переключает на пульте каналы, а на экране моя жизнь в виде мельтешащих кадров.

Вот один из моей прошлой жизни, серый, блеклый, будто и не было. Он сменяется тревожными, но яркими кадрами – путешествие, экскурсия, поездка до «Возрождения».

Всё так быстро, что и не осмыслить. Больница – одна сильная вспышка, когда я не чувствую себя собой, когда всё неправильно. И наконец реальный взрыв, когда меня выбрасывает за пределы нормального. Кому верить? Как действовать?

На новом жизненном этапе я уже не могу быть тихой и незаметной Верой Мироновой, не получится. Такой быть уже нельзя. Такая не выживет, не справится.

Приходится быстро подстраиваться под меняющиеся обстоятельства. Во мне что-то проснулось, и это плохо контролируемое нечто диктует другие правила, а сейчас не дает мне сидеть на месте и покорно ждать, пока кто-то придет и расскажет мне о моем будущем.

Я хочу сама определять свою жизнь. Зачем еще тогда было решаться на рискованное мероприятие, кроме как не для того, чтобы вырваться из заколдованного круга?

Наутро просыпаюсь обновленной. Прислушиваюсь к звукам вынужденного пристанища.

За окном заливаются птицы, радуясь по-летнему теплому солнцу. Пробуждаются обитатели нашего дома и других, стоящих рядом.

Что ни говори, удобно, руководствуясь неведомым внутренним компасом, понимать, что происходит вокруг тебя. Я знаю, что нахожусь в деревянном доме на большой опушке, окруженной лесом.

Рядом другие дома и нежилые постройки со скотом. Настоящая деревня. Не могу сказать, сколько человек проживает в этом поселении, но точно больше десяти.

Целая община. Семьи. Точно есть дети, много детей. Пахнет лесом, дымом, свежеприготовленной едой.

Внизу, на кухне, суетится Йоланта. Ее муж Адам ушел еще утром, я не ощущаю его присутствия. А вот Костя спит. И это меня радует. Он обязательно испортит мне настроение, если зайду к нему.

Наверное, я бы не отказалась просыпаться так каждый день. Это так не похоже на мою прежнюю жизнь. Толика неизвестности вперемешку с опасностью будоражит кровь. Никогда я не ощущала себя такой бодрой и здоровой, с жаждой деятельности и отличным настроением.

От удовольствия потягиваюсь в постели, а потом проверяю сбившуюся за ночь повязку. С удивлением обнаруживаю, что от моей раны на плече не осталось и следа. Улыбка сразу же сходит с лица. Неужели я превращаюсь в оборотня? Нет. Об этом даже думать не хочу. Быстрой регенерации есть другое – научное объяснение.

– Уже проснулась? – В дверях появляется улыбающаяся Йоланта. На голове у нее сложное сооружение из косичек, а платье напоминает украинский национальный костюм – красно-белое и с передником, топорщащимся на большом животе. В руках она держит стопку одежды.

Вскакиваю с постели, поправляя взъерошенные волосы.

– Привет. Сегодня какой-то праздник?

– Праздник?

– Твоя прическа и платье, – подсказываю я.

– А, это… – Йоланта проходит в комнату и кладет стопку одежды на край постели. – Нет, это не праздничный наряд. Обычное платье. А прическу мне сделали девочки. Они любят возиться с моими волосами. Хочешь, и тебе такую сделают? У тебя красивые волосы.

– Спасибо. Я не против, только хочется привести себя в порядок, принять душ, нормально одеться. Это же для меня одежда?

– Для тебя. Помоешься, а потом будем завтракать. И познакомлю тебя со стаей. Что такое? – Йоланта замечает, как я хмурюсь при слове «стая». – Ты всё еще не веришь?

Злясь на себя, пытаюсь оправдаться. Слишком во мне укоренилась вежливость.

– Йоланта, прости, но в это невозможно поверить. Вот если бы я увидела своими глазами…

– Тебе не надо видеть, ты уже должна чувствовать в себе волка! Ты ведь понимаешь меня, хоть и не знала польского, чувствуешь запахи, твое тело меняется, рана зажила.