— Спасибо, — рассеянно поблагодарил я его, рассматривая спутанные дреды, которые выглядели удивительно мерзко без лица хозяйки.

— Аа…, - онемели насильники-парикмахеры, глядя на меня квадратными глазами. Было очень забавно наблюдать, как вскинувшая почти лысую голову Нимея, замерла, зеркально-точно повторяя ошарашенные выражения лиц своих неудавшихся половых партнеров.

— Я тут мимо проходил, — сняв шляпу и маску, я обезоруживающе улыбнулся, — Дай думаю, посмотрю. А тут таааак интересно…

— Ше… шер…шериф! — тут же выставил перед собой руки «парикмахер», а затем, увидев, что в одной из них нож, тут же отшвырнул оружие, — Мы не хотели! Мы не стали бы в вас стрелять!

— ДА! — истово подтвердил второй, проделывая с удерживаемой им ногой Нимеи тоже самое, что и его приятель с ножом, — Мы бы не стали!!

— В общем так, парни, — не стал я тянуть кота за яйца, — Что было, то было. Вам обоим выписывается амнистия за… оказание редких услуг во времена кризиса. Руки в ноги и валите ко всем демонам отсюда! Но, если вы в будущем хотя бы яблочко украдёте — буду стрелять на поражение. Всё ясно?

Что сталось с сонной неторопливостью и чувством собственной важности урожденных жителей Незервилля? Оба парня, прямо как настоящие человеки, с бледным видом и дрожащими конечностями, сбивая друг друга по пути, ломанулись на выход. Посторонившись и пропустив их, я убедился, что оба не стали заморачиваться мелочовкой вроде одежды и оружия. Похвально. Почему не всегда так? Начинаю понимать Ахиола. Любой аппарат куда приятнее чинить хорошим ударом кулака, чем копаться в его внутренностях. С людьми также.

Нимея, сидя на кровати, рассматривала меня с каким-то оглушённым потрясением. Её руки, живя собственной жизнью, вовсю исследовали голову, а глаза периодически сползали на пук пыльных дредов у меня в руках.

— Знаешь, что меня задело? — с горечью спросил я обнажённую девушку, вовсе не собираясь ждать, когда она очухается достаточно для внятного диалога, — То, что ты сожгла дом, который обставляла Эльма. Та самая Эльма, что принимала тебя в гостях, развлекала, слушала твой бред. Ты разрушила первое серьезное достижение маленькой девочки. Бывай, Нимея Хиггс.

Смысл злиться на ту, у которой всё, кроме пасьбы коз, буквально вываливается из рук? Вытекает как вода, без малейших шансов удержаться.

Зато, благодаря этому маленькому забавному эпизоду, я приобрёл утешительный подарок для дочери и, наконец-то, принял решение, рыся на Карусе в город, освещаемый вечерним солнцем.

Ко всем демонам этот Хайкорт, вместе с Ахиолом, Нимеей, некромантами и прочей дрянью! Пусть лучше всё зависит от нас троих. Мы выживем. Устроимся. А затем… затем откроем «Книгу Вечности». Элли будет первой. Ей можно начинать хоть сейчас.

А пока… пришло время поохотиться.

Осознание, что я — редкостный и неисправимый гад, пришло с утра. Не сразу. Сначала я проснулся и лениво зевнул, с удовольствием ощущая, как прекрасно выспался. Затем, вскипятив на газовой горелке немного кипятка, долго сидел, уставившись в стену, в утреннем блаженстве хорошо выспавшегося и не желающего соображать человека. Только потом, когда первая чашка показала дно, я вспомнил, что нахожусь посреди практически мёртвого города, в подвале-бункере своего покойного предшественника, которого сам же убил. Точнее добил. Сижу, улыбаюсь как дурак, смотрю стену в то время, как снаружи, в наполовину разрушенном городе случайные выжившие мучаются, не понимая, как им дальше жить и чего ждать, боясь за то немногое, что у них осталось.

А их шериф, гад такой, вместо того чтобы всю ночь колесить по Средней Зоне в поисках задержавшихся там бедолаг, сладко продрых в уютной берлоге за семью запорами. Более того, он еще и весь остаток вечера промотал не на службе обществу, а отираясь как шелудивый пёс у башни Лейлуша Коррадорры ат-Мансипаха в надежде, что мудрый маг подскажет ему, где искать Аврору Аддамс. Лейлуша дома не оказалось, гоблинши мне не ответили, поэтому я вернулся в дом Мадре, протащив шкрасса на задний двор, поужинал холодными бобами с тушенкой, а затем сладко уснул в подвальной бронированной комнате.

Подлый эгоистичный гад как есть.

Штаны плотной и почти неснашиваемой ткани коричневого цвета. К ним бы, конечно, подошла красная рубаха, но у меня такой ереси никогда не было, так что пришлось надеть белую. Следом настала очередь жилетки, уже немного потёртой. Она, в первую очередь, нужна для того, чтобы сбруя с двумя чрезмерно большими для моих размеров репликами знаменитого американского «1911», не натирала плечи. Заряженные «пулями восстания» стволы весят по килограмму, а на спине еще и ножны старрха, орочьего боевого ножа.