Шут императрицы: Халиф на час

Аннотация

Третий роман серии "Шут императрицы" о приключениях итальянского музыканта Пьетро Мира, который стал шутом в знаменитой кувыр коллегии императрицы Анны Ивановны. Является продолжением романов "Дело государево" и "Ледяная свадьба".

Глава 1 Наследник престола российского Иоанн Антонович. Десять лет правила Россией императрица Анна Ивановна. Анна была дочерью царя Ивана Алексеевича, брата и соправителя Петра Алексеевича, и царицы Прасковьи Салтыковой. В 1711 году царь Петр Алексеевич отдал Анну замуж за герцога Курляндского Фридриха. Замужество не самое почетное и таки бы и осталась она прозябать в нищей Курляндии, если бы не преждевременная смерть юного императора Петра Второго 1 в 1730-ом году. 1 Петр Второй – внук Петра Великого . Сын царевича Алексея Петровича. Стал императором в 11 лет (1727) и умер от оспы в 14 лет (1730). Вельможи российские, поскольку мужское потомство дома Романовых прервалось, решили обратиться к женской линии и выбрали одну из дочерей покойного царя Ивана Алексеевича Анну. Тогда князь Дмитрий Голицын заявил, что Анна еще в брачном возрасте и в состоянии произвести потомство. Вельможи его поддержали. Анна никакого влияния в России не имела, это определило выбор. Голицыны и Долгорукие задумали не просто короновать Анну, но сделать её марионеткой в своих руках. Потому предложили ей корону на определенных условиях, которые назывались кондиции. Согласно кондициям, Анна не имела права начинать войну и заключать мир, вводить новые налоги, производить в чины выше полковника, жаловать имения, запускать руки в казну, вступать в брак, назначать наследника престола. Анна кондиции подписала и прибыла в Москву. Но сторонники самодержавия убедили императрицу кондиции не соблюдать и править самостоятельно, без оглядки на великих вельмож. Новая царица прилюдно порвала кондиции и провозгласила себя самодержавной государыней. Императрица окружила себя курляндскими дворянами, которым доверяла. Русских она побаивалась и потому держала их вдали от трона. Первым фаворитом Анны был Эрнест Иоганн Бирен, которого она к себе приблизила, когда еще была герцогиней Курляндии. Анна сделала его графом, а затем не без её помощи, Бирен получил герцогство Курляндское и стал именоваться герцогом Бироном. Анна ненавидела дочь своего дяди императора Петра Первого Елизавету. Потому всеми силами хотела утвердить престол империи Российской за потомками царя Ивана, а не Петра. Потому на второй год своего царствования она объявила, что трон наследует потомок по мужской линии её племянницы Елизаветы-Анны-Христины Макленбургской. Она была дочерью родной сестры императрицы Екатерины Ивановны, выданной замуж за герцога Макленбургского. Её после крещения в православие нарекли Анной Леопольдовной. Для произведения потомства принцессу выдали замуж за герцога Антона Улриха Брауншвейгского, племянника императора Австрии. 1740 году она была уже тяжело больна. Медики диагностировали подагру и мочекаменную болезнь, связанные с невоздержанностью императрицы к жирной пище и употреблению вина. Больная царица ждала рождения наследника. Анна Леопольдовна была в тягости, и страна ждала, кого родит принцесса мальчика или девочку? Год 1740, август, 12-го дня. Санкт-Петербург. Наследник престола. Эрнест Иоганн Бирон, светлейший герцог Курляндский первым явился поздравить императрицу с торжеством. Анна была на седьмом небе от счастья. Родился наследник престола! Колено, от царя Ивана ведомое, утвердиться на троне империи Российской, взамен колена Петрова. – Эрнест! Друг мой, радость у меня великая! Родила племянница наследника трона. Смотри, каков крепыш. Императрица указала на младенца, которого как раз пеленали мамки. Будущий император был большеголовым и не крикливым. Он широко разевал свой розовый рот и сучил ножками. – Прекрасный младенец. Он станет великим императором, Анхен. – И нареку я сего мальца Иоанном, в честь батюшки мого. И станет он императором Иоанном III 2 . В помещение вошел новый посетитель. Это был вице-канцлер империи граф Андрей Иванович Остерман. Императрица и перед ним стала хвастаться младенцем. Вице-канцлер рассыпался в комплиментах. Бирон внимательно посмотрел на Остермана. Чего теперь ждать от сего старого хитреца? Останется ли он верен их договору? Остерман часто предавал друзей и союзников, коли было сие ему выгодно. Теперь Волынского уже нет, и он не помеха вице-канцлеру. И не захочет ли Андрей Иванович сам поста регента при сем младенце, мирно в колыбели лежащем? 2 12 августа 1740 года родился Иван Антонович, наследник трона, которому предстояло стать императором Иоанном VI. В официальных источниках император Иван VI иногда именуется императором Иваном III. Вопрос в том от кого вести счет. Если от Ивана I Калиты, который дал начало роду великих князей Московских и всея Руси, то он Иван VI. Но первым царем на Московском троне стал Иван IV, получивший прозвище Грозного. До этого титул правителей России был Великий князь. И если счет царей вести от Ивана Грозного, то он был Иваном I, а родной брат и соправитель Петра I царь Иван, отец Анны Ивановны, Иваном II. А сын Анны Леопольдовны соответственно Иваном III. – Нынче, – продолжала хвастать императрица, – Лизка распутная сдохнет от досады! Вот он наследник мужеска пола! И сие не Анны Петровны 3 мальчонка, коего кильтским ребенком кличут. Не гулящей девкой сие дитя рождено! Про то помнить надлежит! – Будем помнить, матушка, – склонился в поклоне Остерман. – Младенца перенесть в мои покои! – приказала Анна. – Я сама за ним присматривать стану. А то много кто сему мальцу уже смерти желает! И всех собрать нынче при дворе для праздника великого! И Лизку пригласить! Пусть видит! 3 Анна Петровна – старшая дочь Петра I и Екатерины, сестра Елизаветы. Мать будущего императора России Петра III, коего звали Кильтским ребенком. Затем она сама схватила младенца и понесла его на свою половину, забрав у родителей. Анна Леопольдовна и принц Антон Брауншвейгский и пикнуть не посмели. Бирон и Остерман из покоев принцессы вышли вместе. – Теперь трон Анны укрепился как никогда, – проговорил Остерман. – Вы правы, граф. Но врагов у сего младенца предостаточно! И сегодня они соберутся при дворе на празднике. И нам стоит, как и прежде держаться вместе. – Я готов выполнять договор, герцог. Я ваш друг. И я согласен дабы именно вы стали регентом империи Российской…. *** Год 1740, август, 12-го дня. Санкт-Петербург. В покоях светлейшего герцога Бирона. Банкир Либман был уже у герцога и ждал его. Рождение наследника изменило многие конъюнктуры придворные. Теперь семейство Брауншвейгское могло войти в силу. И Остерман мог отколоться от союза с герцогом. – Эрнест! – Лейба бросился к Бирону. – Я жду тебя уже полчаса. – Я только из половины принцессы, Лейба. Наследник родился. И сегодня сие событие будет салютованием из пушек отмечено. – То мне и так понятно, герцог. Мне не понятно, что далее будет? Одного опасного врага мы одолели, а десяток новых нажили. Вот так. – Ты про кого это, Лейба? Про Остермана? – И про него также. Но тебе известно, что в Петербург едет принц Людвиг Брауншвейгский, младший брат нашего принца Антона, что нынче отцом императора будущего стал? – Нет. Я про сие не слышал. А кто звал его? – Принц Антон упросил императрицу пустить принца Людвига в Россию. И мои люди в Вене донесли мне, что принц Людвиг метит на корону Курляндии. – Что? – удивился Бирон. – Но корона эта на моей голове! – Я это знаю. Но принц Людвиг мечтает с твоей головы корону сорвать при помощи своего братца. – Лейба, но принц Антон пока Россией не правит! – Вот ты и задал правильный вопрос, Эрнест! В Вене в неких кругах мечтают принца Антона сделать регентом при малолетнем сыне, а уж он у тебя корону Курляндии отберет, и Людвигу предаст. И помочь ему в сем деле может Остерман. В Вене на него рассчитывают, и от двора императорского он немало денег получил. И не стоит тебе надеяться, что он будет тебе верным союзником. Ты ему нужен был лишь для того, чтобы свалить Волынского. – И что же мне делать? Я готов слушаться твоих советов. Я и сам не сильно то верю Остерману. Не понравилась мне его хитрая рожа сегодня, хоть и он и уверял меня в дружбе. – Нам стоит с тобой Остермана и принца Антона в борьбе придворной переиграть. И надобно чтобы Анна тебя назначила регентом империи. Бирон посмотрел на банкира. – Но она уже готова назначить меня, Лейба. Мне стоит только надавить на неё, – сказал герцог. – А вот сего не нужно! Сейчас твое назначение нам не токмо не полезно, но вредно. Если указ о твоем назначении выйдет сейчас, Эрнест, то Остерман и принц Антон станут твоими противниками. И это точно их объединит. – И что делать? Что ты предлагаешь? – Мы усилим немного партию принцессы Елизаветы. Она будет неплохим противовесом семейству Брауншвейгскому и Остерману. Тогда вице-канцлер будет держаться тебя. Он знает, что от Елизаветы ему ждать ничего хорошего нельзя. – Хитро, – согласился с Либманом Бирон. – И когда они почувствуют угрозу от Елизаветы, то сами потребуют именно тебя в регенты. *** Год 1740, август, 14-го дня. Санкт-Петербург. В доме у Пьетро Мира. Пьетро Мира стал собираться во дворец. Сегодня императрице угодно видеть всех шутов на празднике. Мария сидела рядом с ним и с тоской смотрела, как он одевает новый камзол. – И как долго я должна сидеть взаперти, словно в тюрьме, Пьетро? – спросила она. – Не начинай сейчас, Мария. Не желаешь же и ты поступить в кувыр коллегию и вытеснить оттуда Буженинову? – Не смешно! Ты снова шутишь? Сколько можно?! Я уже так долго отлучена от театра! И эта новая певичка так хороша? – Императрица довольна ей, – ответил Пьетро. – Что? Неужели она поет лучше меня? Что ты скажешь? Не могла же царица так быстро забыть мой голос? Это невозможно! Я не могу поверить! – Мария! Я уже слушал твои жалобы. Но сейчас ничего сделать нельзя. – Попроси своего герцога. Он все может! – Пойми, что императрица уже не столь часто слушает музыку сеньора Арайя. И музыку вообще. Государыня больна. И приступы боли повторяются все чаще и чаше. Не думаю, что Анна сейчас сможет отличить твой голос от голоса новой певицы. – И сколько я должна еще сидеть взаперти? – спросила она. – Мария. Не стоит тебе забывать про сеньора Арайя. Он пока затаился, но кто знает, что у него на уме? Он может отомстить. – Но ведь ты идешь во дворец в маске? – Все шуты нынче будут в масках, Мария. Таково желание государыни. – Тогда я также могу пойти! – вскричала красавица и соскочила с дивана. – Что и мне помешает укрыться под маской. – Среди шутов и шутих? – А почему нет? Все равно на мне будет маска. Пьетро развел руками. Пусть идет. Если даже императрица узнает кто она, ничего плохого в этом не будет. Может получиться новая славная шутка к досаде сеньора Арайя…. *** Год 1740, август, 14 дня . Санкт-Петербург. Праздник при дворе. Императрица в тот день была одета в роскошное атласное платье, расшитое жемчугами. В её волосах была закреплена малая императорская корона. Выглядела она торжественно и величественно. Болезнь на короткое время выпустила Анну из своих рук. Хотя лицо императрицы по-прежнему оставалось обрюзглым и синие круги под глазами были видны, даже несмотря на толстый слой пудры. – Всем сегодня надлежит быть пьяными! – громко провозгласила Анна. – Радость великая наше государство посетила нынче. Любезная наша племянница Анна Леопольдовна родила наследника трона! Анна Леопольдовна и её муж принц Антон низко поклонились государыне. – Жалую тебе, Анна, 20 тысяч рублей на расходы. Знаю, что в средствах ты нужду имеешь! И тебе принц, Антон, жалую 20 тысяч рублей! Брату твоему принцу Людвигу быть моим генерал-майором и камергером двора моего! – Ваше величество, – Антон Брауншвейгский, прижав правую руку к сердцу, склонился чуть не до самого пола. Либман стоявший рядом с Бироном бросил на герцога тревожный взгляд. Императрица была слишком щедра с Брауншвейгским семейством. – А сейчас веселитесь! – приказала императрица. – Музыканты! Не ждите более! И грянул праздник. Анна позволила герцогу Бирону, его жене Бенингне принцессе и её супругу сесть рядом с собой. – Эрнест, а отчего я Лизки не виду при дворе? – спросила императрица Бирона. – Принцесса Елизавета здесь, ваше величество. Я лично видел её среди гостей. – Да вон она, ваше величество, – принц Антон указал на Елизавету. Дочь Петра Великого была одета просто, в голубого цвета платье без золота и камней драгоценных, и только нитка крупного жемчуга украшала её шею. И, как описывала её жена английского посланника при русском дворе леди Джейн Рондо, она была прекраснейшей женщиной во всех отношениях. Истинная красавица, со светло смуглыми волосами, большими голубыми глазами, полными щечками и алыми чувственными губами. Вокруг неё вились словно пчелы гвардейские офицеры и французский посланник маркиз де ла Шетарди. Принцесса смеялась и много танцевала. Анна хотела сказать какую-то колкость принцессе, но передумала. Гвардия обожает дочь Петра и лишний раз волновать столицу слухами о том что она была не милостива к принцессе не стоило. – Вон смотри, – прошептала императрица племяннице. – Этот танцует твой главный и страшный враг, Елизавета. Бойся её. Я не успела её в монастырь упечь, грехи замаливать. Так ты уж сама постарайся. – Но принцесса Елизавета весьма любезна, – возразила Анна Леопольдовна. – И я думаю, что мы сможем стать подругами. Анна усмехнулась, но ничего не сказала племяннице. Он подозвала шутов. К ней подскочили Лакоста, Балакирев и Пьетро Мира. Все они были в масках, но царица всех узнала. – Скажи Лакоста, – обратилась она к королю самоедскому. – А могут ли дружить волк и ягненок? – Сия дружба приведет к тому, что ягненок попадет в живот к волку, – ответил тот. – Слыхала? – спросила она Анну Леопольдовну. – Смотри как бы и тебе в один прекрасный день не угодить в живот к волку. – Отчего так, тетушка? – спросила принцесса чуть не плача. – С того, что дуреха, ты, набитая. При дворе у правителя нет друзей, у него есть и должны быть лишь подданные. И Лизка всего лишь подданная. Как чувствуешь себя? Только родила и уже на празднике. – Хорошо, тетушка. Я не могу танцевать, но могу сидеть подле вас. – Сиди и смотри. Вот он двор и штат придворный, мой перед тобой гуляет. Смотри и узнавай его. Для правительницы России сие дело необходимое. – Но разве я стану править, тетушка? – поинтересовалась молодая принцесса. – Я только мать наследника престола. – Все одно ты персона в России не последняя. Про то помни… *** Мария Дорио танцевала с сеньором Арайя. Тот не знал кто эта стройная незнакомка под маской. Он пытался её разговорить, но она молчала. – Сударыня, вы не желаете мне ответить? – настаивал капельмейстер. Она покачала головой. – Мне бы хотелось видеть ваше лицо. Оно наверняка прекрасно. Я могу судить по вашему телу. Я чувствую его сквозь платье…. *** Императрица посмотрела на Пьетро Мира. Тот держал в руках скрипку и был готов заиграть по приказу государыни. – А что, Адамка, с твоей девицей стало? – спросила Анна. – Мария Дорио здорова, ваше величество, – ответил Пьетро. – Арайя, мой капельмейстер, взял к себе новую певицу. И она нынче поет вместо Марии. Мне все недосуг было узнать, что стало между ними? – Они друзья, по-прежнему, ваше величество, – ответил Пьетро, зная с кем танцует Дорио. Адамка решил сыграть на этом. – Арайя друг сеньоры Дорио? – спросил Лакоста. – А отчего нет? Я могу сие доказать, – заявил Мира. – И как докажешь сие? – усмехнулась императрица. – А тем, что Мария Дорио здесь. И она танцует с сеньором Арайя. – Она? – императрица посмотрела на танцующих, и увидела улыбавшееся лицо своего капельмейстера. – Да неужто та девица – Дорио? Не врешь, Адамка? – Как можно, ваше величество. – Эй! Позвать ко мне капельмейстера! – приказала императрица гвардейскому сержанту. И тот немедленно выполнил приказ. Арайя приблизился к Анне Ивановне. Рядом с ним была девица в маске. – Чего же ты, Франческо, девку Дорио от меня прячешь? Не ты ли говорил, что она сбежала от тебя? – Это так, государыня, – еще раз низко поклонился сеньор Арайя. – Но тогда почему ты танцуешь с ней. И сам привел её сюда? – спросил Лакоста. Франческо посмотрел на свою спутницу и увидел, как та сняла маску. Это была Мария! Арайя растерялся, и его нижняя челюсть отвисла. Императрицу это сильно насмешило. – Ай да капельмейстер! – Он снова попался на крючок нашего Адамки, матушка! – заговорил Лакоста. – Вот уже настоящее посмешище для двора! – Сеньор Лакоста! – вскричал капельмейстер. Анна поспешила его утешить: – Не сердить, Франческо. Сам знаешь, какие шутники перед тобой. Арайя поклонился царице и сказал с пафосом: – Я счастлив, что нашел столь милостивую покровительницу моего таланта! Я много странствовал и всегда искал страну, где правит просвещенная и честная государыня! – Вы желаете провести жизнь, странствуя? – спросил капельмейстера Лакоста. – Отчего же так, господин шут? – тот не понял вопроса. – Но вы сказали, что желаете найти такую страну, где правят честные люди? Так? – Да. Я сказал именно это! – Тогда вам предстоит умереть в пути, сеньор капельмейстер. Императрица захохотала, и вслед за ней захохотали придворные. Анна не могла обижаться на Лакосту. *** Год 1740, октябрь, 6-го дня. Санкт-Петербург. Накануне траура. 6 октября года 1740-го императрице стало плохо. Она сидела за столом рядом с Бироном. Они обедали и Анна, несмотря на запрет медиков, поглощала любимую ей буженину и запивала её венгерским вином. – Анхен! – Бирон вскочил на ноги, опрокинув стул, подбежал к императрице. – Плохо, Эрнест, – прошептала она. – Больно! – Эй! Там! Сюда! – закричал герцог. – Медиков! Императрице плохо. И не стойте! Отнесите государыню в спальню! Лакеи подхватили императрицу и вынесли из столового покоя. Бирон последовал за ней. Первым осмотрел государыню врач Фишер. Его лицо побледнело, когда он ощупал живот государыни, и она при этого застонала от боли. – Не дави так, – прошептала она. – Простите, ваше величество. – Ты, братец, пока отойди прочь…. Иди…. Я так полежу пока… Фишер закончил осмотр и подошел к Бирону. Тот понял по лицу медика, что дело плохо. – Что? Говорите быстрее. – Ваша светлость, императрица более с постели не встанет. – Вы хотите сказать, что… – Следует опасаться, что государыня повергнет нас в глубокий траур вскорости. И ничего с этим сделать нельзя. Но впрочем, её скоро осмотрят и другие медики. Надобно собирать консилиум. Бирон подошел к ложу Анны и увидел, что она потеряла сознание. – Собирайте консилиум! – бросил он медику и покинул покои царицы. У двери находился гвардейский караул и дежурный офицер подполковник Альбрехт. – Подполковник! – подозвал его Бирон. – Да, ваша светлость! – гаркнул тот, подойдя. – Говорите тише. Не стоит сейчас кричать. Срочно отправьте людей в дом к обер-гофмаршалу фон Левенвольде, в дом к вице-канцлеру Остреману и в дом обер-гофкомиссара Либмана. Срочно призовите их сюда. Я стану ждать в своих покоях. – Да, ваша светлость. Но неужели императрица…. – Умирает, подполковник. Альбрехт бросился исполнять приказ. Послать подполковник решил немцев. Русским офицерам доверять не стоило… *** Но слухи по дворцу распространились мгновенно и быстро выползли и за его пределы на улицы столицы. «Императрица при смерти!» шептали везде. «Она умирает и скоро царствование Анны Ивановны закончится». Гвардейские офицеры и солдаты подняли головы. Преображенцы и семёновцы сидели по кабакам и обсуждали, что же будет далее. – Посадят на трон мальца! Иван III станет императором! Виват! – заголосил пьяный сержант простуженным голосом. – Иван, то Иван! Но ты погоди виваты орать. – А чего? – сержант выпил стакан водки и грохнул им по столу. – А того, что кто сей Иван? По матке он Мекленбургский, а по батьке Брауншвейгский. Смекай! – А чего смекать-то? Он наследником по воле монаршей стал. Сама матушка назначила сего мальца приемником своим. – А цесаревна Лисавет Петровны? – спросил немолодой поручик. – Про неё забыли? Она корня Петрова! А Анну кто на трон посадил? Вспомните? Ась? – Дак верховники 4 нас не спрося и посадили! – То-то! А нынче мы сами себе государыню поищем! За соседним столиком притаился фискал. Он хотел, было заорать «слово и дело» но не стал. Время было не такое, дабы задирать гвардейцев. Поди сдай сего поручика в тайную канцелярию, а завтра, коли Елизавета на трон сядет, он те и голову скрутит. Гвардейцы продолжали обсуждение кандидатуры будущего монарха: – А ведь и верно! Лисавет Петровны родная дочь Петра Великого! Кому быть на троне, как не ей? 4 Верховники – члены Верховного тайного совета, учрежденного еще в царствование императрица Екатерины I, для управления империей. При Анне Ивановне сей совет был распущен и заменен кабинетом министров. – Того и Петр Великий хотел бы! Пора Бирону и его сволочи курляндской воли поубавить! – Верно! Виват Елизавета! – Виват дщерь Петрова! И подобные разговоры звучали везде. Фискалы доносили про то Ушакову. Тот также затаился… *** Рейнгольд Левенвольде слишком хорошо знал Остермана. И поехал не сразу во дворец, но заехал в дом вице-канцлера. Ему сказали, что граф болен и никого принимать не станет. Левенвольде отшвырнул в сторону лакея и ворвался в дом. Он знал, что за болезнь мучает вице-канцлера. – Андрей Иванович! – обер-гофмаршал вошел в кабинет Остермана. – Не время сейчас прятаться. Андрей Иванович сидел за столом в своем кресле на колесах и пил чай. – Это вы граф? Вам разве не сказали, что я не принимаю? – Сказали. Но мне плевать на сие! Дело надобно делать! Анна Ивановна умирает. Кто будет регентом? – Как могу я знать про сие? Может быть, матушка назначит перед смертью регентшей Анну Леопольдовну? – Граф! – вскричал Левенвольде. – Если так будет, то трон займет Елизавета в течение недели! Ведь принцесса не сильно умна. Не ей править в столь трудный час. Нам нужен герцог Бирон! – На все воля государыни, – уклончиво ответил вице-канцлер. – Вы же не дурак, граф! Нужно срочно просить Анну, пока она жива, подписать указ о назначении регентом герцога Бирона! И всем нам стоит объединиться вокруг него. Я сам его не сильно люблю, но если не он, то всем нам конец. Тогда нас ждет переворот! – Что же вы желаете от меня, граф Рейнгольд? – Если не поедете со мной во дворец, то тотчас пишите письмо государыне. Я том, что вы как, вице-канцлер желаете, дабы светлейший герцог Бирон стал регентом при малолетнем императоре Иоанне III. – Но надобно и про родителей малолетнего императора помнить! – Да плевать на его родителей, Ни Анна Леопольдовна, ни принц Антон не фигуры! Вы станете писать? Или я поеду и предам герцогу, что вы его враг! Я, когда ехал к вам, видел лица шатавшихся по улицам гвардейцев из русских. Они грозили мне кулаками! – Зачем вы так, Рейнгольд? Разве я отказал? Я также думаю, что его светлость Бирон достоин быть регентом. Но писать я не могу. Руки не повинуются мне. У меня свело пальцы. Простите старика. – Остерман! Стыдитесь! Вы притворяетесь больным как всегда. Хотите переждать? Не желаете вмешиваться и думаете присоединиться к победителю? Но на сей раз не пройдет! Вы или с нами, или против нас! Решайте! – Я с вами, – проговорил вице-канцлер и приказал принести перо и бумагу…. *** Либман прибыл к герцогу первым. Он сразу стал действовать и вызвал нового кабинет-министра, назначенного вместо казненного Волынского, Алексея Бестужева-Рюмина. Тот явился тотчас и был готов сделать все. Бирона он боялся и многим был ему обязан. – Сейчас все решится! – горячился Либман. – Именно сейчас. Опоздаем – потеряем все! Левенвольде сейчас у Остермана. Этот старый пройдоха снова «заболел». Но Рейнгольд вырвет у него бумагу. Я сказал ему, что делать надобно. – Какую бумагу? – спросил растерянный герцог. – Просьбу о назначении тебя регентом при малолетнем императоре! Императрица слаба и сейчас её могут уломать назначить кого-то другого! Помни про сие, Эрнест! – Миниха? – спросил Бестужев-Рюмин. – Нет, – покачал головой Либман. – У этого пока шансов нет. Он если бы мог переворот совершил бы. А в интригах он жидковат и прямолинеен. Да и сторонников у него не много. Брауншвейгское семейство нам опасно. Анна Леопольдовна и её муж принц Антон. – Думаете, что регентшей станет Анна Леопольдовна? – спросил Бестужев-Рюмин. – Мы того не допустим, если не будем болтать, а будем действовать. Вы, Алексей, сейчас же отправитесь добывать подписи на прошении. Либман вытащил из кармана своего кафтана лист бумаги. Это было прошение от чиновников и генералитета империи о том, что они единодушно желают герцога Бирона видеть регентом. Его Либман составил заблаговременно. – И помните, что ежели некто императрице такую же бумагу первым подсунет, то дело неизвестно как может обернуться. – Но как мне уговорить подписи под сей бумагой ставить? – спросил Бестужев-Рюмин. – Я сам её подпишу и кабинет-министра князя Черкасского заставлю сие сделать. Но остальные? – Ты их по одному уводи в уголок и бумагу подавай, – посоветовал Либман. – Вместе они могут и заартачиться, но по одному побояться. А когда подписей станет много, никто не воспротивиться. Действуйте, Алексей. *** Когда Бестужев-Рюмин вышел Либман похлопал Бирона по плечу и сказал: – Ты или станешь регентом, или тебе стоит бежать в Митаву, пока Анна еще жива. Потом тебе этого сделать уже не дадут, Эрнест. – Я пойду к Анне. Я попрошу… – Спешить не стоит, Эрнест. Пусть там спокойно соберутся медики. Пусть решают. А нам стоит дождаться Левенвольде. И больше того. Когда Бестужев соберет подписи, и, присоединив к той петиции письмо Остермана, я пойду к императрице. И стану просить её назначить тебя регентом! Но сам ты её просить ни о чем не должен! – Ты уверен, Лейба? Или ты не веришь в силу моего влияния? – За тебя станет просить иной человек. – Ты? – Я само собой. Еще кое-кто. – Бестужев-Рюмин? – настаивал Бирон. – И этот само собой. Я сейчас не о нем. За тебя станет просить фельдмаршал. – Миних? – Бирон был удивлен. – Этого не будет, Лейба. – Будет, Эрнест. Об этом побеспокоюсь я… *** Обер-гофкомиссар Либман разыскал во дворце Пьетро Миру и Кульковского. Он отозвал шутов в сторону: –Для вас двоих есть работа. –Работа опасная? – спросил Кульковский. – И вы, наконец, принимаете мои услуги? –Принимаю. Сейчас только вы и Пьетро сможете помочь герцогу Бирону. Ты, Пьетро, поможешь Эрнесту бесплатно. Ты же его друг. –Само собой, – ответил Пьетро. – А что нужно делать? –А ты, Кульковский, если сделаешь, что я скажу, получишь 30 тысяч золотом. –Я готов, – ответил тот. –Тогда слушайте… Либман рассказал шутам придворной кувыр коллегии, что им надлежит переодеться в поношенные солдатские мундиры, надвинуть на глаза треуголки и остановить карету фельдмаршала Миниха. Миних должен испугаться и тогда он сам придет к герцогу Бирону просить его принять регентство и сам станет просить о том императрицу…. *** Год 1740, октябрь, 7 дня . Санкт-Петербург. Карета фельдмаршала. Пьетро и Кульковский одели мундиры солдат Ингерманландского драгунского полка и сколотили вокруг себя группу солдат, с которыми познакомились, вместе выпивая в трактире. Кульковский рассказал им о всех пакостях Миниха. Вспомнил слова о том, что «народу в России что песку», и что «солдата русского ему не жаль». Служивые под воздействием винных паров решили показать этому немцу где зимуют раки. – А чего нам бояться? – орали солдаты. – Мы не гвардейцы и нам терять нечего! – Житьишко наше хуже собачьего! Жрать мало дают! – Жалование уже сколь месяцев не плачено! – Выпить и то не на что! Вод добрые люди угостили! – Пойдем скажем ему! – Идем! И солдаты отправились, горланя песни, к дому фон Левенвольде на Мойке… *** Миних отправился во дворец в собственной карете без сопровождения. Фельдмаршал всегда так делал. Он считал ниже своего достоинства бояться русских и вообще кого бы то ни было. С ним был только кучер и адъютант полковник Манштейн. Когда его карета катила по Мойке мимо дома Рейнгольда фон Левенвольде, какой-то солдат бросился к лошадям. Второй запрыгнул на ступеньку его кареты. Он ударил пистолем в стекло и разбил его. Осколки посыпались на колени фельдмаршала. Кучер хотел хлестнуть солдата кнутом, но еще двое солдат страшили его с козел. – Нам надо твоему барину пару слова сказать! – Так что посиди тихо, дядя! – Эй, толстомордый! Выходи из кареты! Полковник Манштейн прошептал: – Господин фельдмаршал! Это бунт! – Я к ним выйду и разберусь что это такое! – решительно заявил фельдмаршал. – Давайте это сделаю я. – Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня. – Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун. Миних открыл двери кареты. – Что такое? – закричал он, высунувшись наружу. – Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка? – Ты скоро и не такие мундиры увидишь, – проговорил Кульковский. – Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл? – Ты желаешь в чем-то меня обвинить, солдат? – спокойно спросил фельдмаршал. – Скоро когда царица наша на трон сядет тебе худо будет! – закричал кто-то рядом. Стали собираться вокруг прохожие. И шептались: «Смотри! Сам Миних». «Карету фельдмаршала остановили». «Да ну! быть того не может». «Вот те и ну! Миних! И солдаты его не побоялись. Видать, совсем плоха императрица». – Ты про кого говоришь? – вскричал Миних и схватил крикуна за ворот кафтана. – Али пугать меня станешь? – нагло ответил солдат. – Да меня не испугаешь. Мне 60 лет и я с государем Петром Лексеичем в походах дрался. А говорил я о Лисавет Петровне. – Да здравствует Елизавета! – заорали другие. Кто-то выпрыгнул из толпы. Это была пара фискалов в серых плащах. Один заорал: – Слово и дело! Старого солдата схватили и скрутили ему руки. – А ну пусти, сволочи! – закричал тот. – Братцы! Не выдай! – Не дергайся дядя! Слово и дело! Пьетро Мира был рядом и схватил одного фискала за плечо. Он повернул его и ударил его кулаком в зубы. Фискал кубарем покатился по мостовой под веселое улюлюканье толпы. Затем Мира отбросил и второго фискала, и старый солдат быстро скрылся в толпе. После того Пьтеро и Кульковский также скрылись. Они свое дело сделали…. *** Уже через час они сидели в трактире для кучеров и извозчиков, и пили водку. Кульковский распустил язык и рассказал итальянцу о своих горестях. – От батюшки с матушкой окромя долгов ничего не осталось. И подался я в Москву и там поступил офицером в полк. Службы была – врагу не пожелать. Как раз государь Петр II правил. И денег на армию да на жалование ему не хватало. Хорошо тем было офицерам, кто из имений деньги получал. А таким как я хоть ложись и помирай. – Но ты дворянин. – И что с того? – усмехнулся Кульковский. – Денег то от того больше не стало в кармане моем. – И ты пошел к герцогу Бирону? – Это уже после того как Анна императрицей стала. А при Петре II я ходил к тогдашнему обер-камергеру князю Ивану Долгорукому. Хотел на нуждишки свои пожаловаться да помощи просить. – И что? – спросил Пьетро. – Велел меня Ванька Долгорукий палками холопам своим гнать со двора. Вот те и русский. А еще говорят, что немцы надоели. Как я тогда бедствовал, Пьетро. Зимой мерз аки пес. На сапогах подметки совсем отвалились, а на новые денег не было. Мундиришко латаный перелатаный. А как Анна на трон взошла, отправился я к графу Бирену. Сил терпеть более не имел. И граф, наш Бирон, тогда графом был, дал мне службу при дворе. Стал я шутом придворной кувыр коллегии. И зажил по настоящему, Пьетро. Как барин зажил. На Москве у меня дом. Там мои сестрицы нынче живут. В Петербурге – дом. И карета своя и лошади. Правда, денег на черный день я не скопил. – Еще скопишь. Я вон за вечер такую сумму заработал…. – Не болтай, Пьетро! – оборвал Миру Кульковский. – Скоро нашей кувыр коллегии конец. Как не станет веселой императрицы Анны – и все! Разгонят нас всех. И куда мне тогда? Снова в армию? – Но Либман тебе заплатит. – На то и надеюсь. А то ты при деньгах уедешь, Буженинова с Квасником также. Одна свадьба в ледяном доме обеспечила их и их детей и их внуков, коли народятся таковые. Балакирев Ванька такоже богат стал. Жену свою он уже отправил из Петербурга. – Куда отправил? – не понял Мира. – Пока на Москву, а там она мужа своего станет дожидаться. А затем они отправятся в его имение под Казанью. Знаешь, что у Ваньки словно у князя есть имение. И неплохое. Душ крепостных более тысячи он заимел. А я про будущее не подумал. А как большой барин жить привык. Хорошо жилось шуту при веселом дворе Анны Ивановны. Эх! – Кульковский снова выпил водки. – А сегодня мы хорошо поработали на Бирона. Миних был напуган. Хоть и держался хорошо, а он испугался. Могу поспорить на тысячу рублей, что он пойдет прямо к Бирону, когда попадет во дворец. Так что денег тебе Либман даст! А 30 тысяч это сумма изрядная. С такой можно прожить в России три жизни. – Тридцать тысяч это деньги, но не богатство. Хотя я еще могу кое-что заработать. Выпьем? – Выпьем! И они снова выпили. Глава 2 Смерть императрицы. Год 1740, октябрь, 8-го дня. Санкт-Петербург. В покоях императрицы. Эрнест Иоганн Бирон оделся в новый красного бархата камзол, богато расшитый золотом. Он украсил себя орденами и летами Андрея Первозванного, Черного орла, Святой Анны. Пышный черный парик спускался на плечи герцога. За ним шел в сером кафтане и седом парике Лейба Либман, опираясь на легкую трость. – Челобитная вельмож уже у императрицы, – прошептал Либман Бирону. – Моя жена не отходила от Анны этой ночью и предала мне, что она уже подписала указ о моем регентстве, – признался герцог. – Хорошо если так. – Тебя это не радует? Ты столь спокойно воспринял сие, Лейба. – Я стану радоваться, когда указ о твоем регентстве будет провозглашен публично. – Это будет сейчас. Ты уговорил даже фельдмаршала просить за меня, Либман. Я никогда не ожидал подобного от Миниха! Слуги распахнули двери перед Бироном и Либманом. Они вошли в покои императрицы. Анне стало в этот день немного легче, но с постели она, по-прежнему, не вставала. Рядом с ней суетились врачи Рибейро Санчес, Кондоити, Фишер, Каав-Беургаве. Императрица сидела на кровати, опершись на подушки, и фрейлины расчесывали её волосы. Рядом с ней сидела верная подруга Бенингна Бирон. Бирон и Либман поклонились. Анна, увидев фаворита, улыбнулась. – Эрнест! Рада тебя видеть. – Анхен, я рад, что тебе стало легче, – сказал Бирон. – Подойди ближе, Эрнест. И ты, банкир, подойди. Они приблизились к кровати царицы. – Я умираю, Эрнест, – произнесла императрица. – И уже не поднимусь с кровати. – Анхен! – Не нужно слов, Эрнест. Мне рано умирать. Мне всего 46 лет. Ты вот в таком возрасте еще полон сил и здоровья. Но я умру мужественно. Богу угодно прервать мои дни. Вон и лекари так говорят. – Мы будем молить бога о твоем здоровье, Анхен! – Бирон сел на кровати и взял свою подругу и любовницу за руку. – Я уже пекусь не о себе, Эрнест. Я пекусь о тебе. О тебе о Бенингне и о ваших детях. Мне принесли челобитную, где тебя желают видеть регентом. Вице-канцлер также просил меня о том. И сам Миних слезно молил сделать герцога Бирона регентом. Ты желаешь того? – Да, Анхен! Я готов служить твоему племяннику императору Иоанну III, – решительно заявил Бирон. – Эрнест, они сожрут тебя после моей смерти. Я советую тебе ехать в Курляндию. В нашей Митаве ты будешь герцогом. А что будет здесь? Анна откинула голову. – Анхен. – Вижу, Эрнест. Ты сам желаешь этого. Ну да как знаешь. Тебе выбирать! Либман! Подойди ближе! Банкир приблизился. – В сем документе сказано, что мой кабинет министров, генералитет, Сенат и вся нация желает светлейшего герцога Бирона видеть регентом. Так сие? – Точно так, ваше величество. Анна усмехнулась. – Знаю я все хитрости твои, банкир. Ну да будь, по-вашему. Я подписала документ. Быть герцогу Бирону в регентах. Можете объявить о том моим подданным. Либман схватил бумаги и положил их в бархатную папку. Он был готов плясать от радости, но вида не показал. Он отступил на шаг и низко поклонился. – Иди! – Анна отпустила его. – Иди, банкир. Делай свое дело. Когда Либман вышел, Анна отогнала от себя всех кроме Бенингны и Бирона. – Вы знаете, что у меня нет никого дороже вас. Ты Бенингна любила моего сына Карлушу как своих детей. Ты никогда не попрекнула меня ни чем. – Что ты, Анна. Ты моя подруга и всегда была добра ко мне. Бенингна взяла левую руку императрицы и приложилась к ней губами. Она плакала. – И ты, Эрнест, был всегда рядом, – продолжала Анна. – И потому я желаю вам двоим добра. Хочу дать вам совет. Уезжайте из России. – Анхен! – выдохнул Бирон. – Анна! – Бенингна сжала её руку. – И ты желаешь, чтобы Эрнест стал регентом, Бенингна? – Желаю, Анна. Я больше всего этого желаю. – Тогда живите, – Анна подняла глаза вверх. – Живите, как знаете. Я сделала все что могла. Но помните что вы в России. А это не Митава…. Не Митава… *** Год 1740, октябрь, 16-го дня. Санкт-Петербург. Смерть императрицы. Утром 16 октября 1740 года императрица смогла немного заснуть. Уже два дня она мучилась нестерпимыми болями. Врачи ничем не могли ей помочь. Рибейро Санчес уверенно заявил, что императрица до вечера не доживет. Другие с ним согласились. Лейб-медик Каав-Беургаве приготовил свой эликсир и сказал, что сие облегчит страдания больной. – Когда императрица проснется, она должна это выпить. – Пусть будет так, – согласился грек Кондоити. – Хуже уже не будет. Анна проспала недолго и сразу потребовала к себе Остермана. Пить лекарства она отказалась. – Подите вы прочь со своими лекарствами. Мне уже ничего не поможет. Смерть пришла за мной. Остермана ко мне! Пошлите за Остерманом! Сколь можно повторять! Я желаю видеть вице-канцлера. Рибейро Санчес передал приказ императрицы дежурному камергеру. Императорский курьер отбыл в дом вице-канцлера. Остерман ехать не хотел, но Анна была еще жива, и спорить с ней было опасно. Его сразу допустили до императрицы. Анна осталась с вице-канцлером империи наедине. –Ухожу я, Андрей Иваныч. Костлявая пришла за мной. –Матушка…. –Не надо, Андрей Иваныч, не говори ничего. Знаю, что смерть пришла. И я готова встретить её. Беспокоит меня судьба империи и судьба наследника. –Но регентом стал герцог Бирон. Он станет младенца оберегать. –Того и боюсь. Ты и Миних камень за пазухой против него держите. И я то вижу, вице-канцлер. Вижу. Не любите вы Бирона. Но не про то тебе сказать хочу, зная хитрость твою. – Я стар, матушка-государыня. Стар. Что я могу? Болезни одолевают меня. – Вот что я скажу тебе, Андрей Иваныч. Если Бирон падёт, и вы с ним падете. И ты и Миних. Ты думаешь, что сможешь удержаться у власти при Лизке? После того как ты был моим вице-канцлером и кабинет-министром она тебя к себе не приблизит. Ты же оракул. Неужто, того не понимаешь? – Я все понимаю, матушка, – ответил Остерман. – Но Елизавета не наследница. И я помогу Бирону привести придворных к присяге императору Иоанну III. – Это одно, Андрей Иваныч. Но нужно вам всем держаться герцога Бирона. Лизка девка хитрая. Жалею, что не уничтожила её. Не сгноила в монастыре. При ней гвардейцы толпятся. И то опасно. – Всякая мелочь, матушка. Сержанты да солдаты. Генералов при Елизавете нет. – И что с того? Меня верховники на трон посадили, и власть мою урезали. А самодержавной меня сделали именно сии рядовые да сержанты гвардии. Помнишь про то? – Помню, матушка. Но кто тех гвардейцев организовал тогда дабы они «Виват Анна» орали? Я твою партию тогда направлял. И я главного верховника Дмитрия Голицына поддержки лишил. У Елизаветы нет своего Остермана. –Напрасно ты так думаешь, Андрей Иваныч. Стоит только гвардии на своих штыках Лизку на трон возвести, как и генералы и сенаторы к ней толпой сбегутся. Али русских не знаешь? –Про то не беспокойся, матушка. Остерман не даст Елизавете взойти на трон. Да и Либман при герцоге Бироне состоит. А умнее человека я не знал, матушка. – Смотри Андрей Иваныч. Я тебя предупредила. Держитесь за Бирона и за Иоанна. Не дайте обидеть младенца. Иначе и вы обижены будете. А сейчас пусть войдут другие. Хочу попрощаться. Анна почувствовала, что смерть пришла. И это её последние минуты. Разговор с Остерманом завершил её государственные заботы. Большего для своей империи она сделать не могла. Звеня шпорами на ботфортах, к ней приблизился Миних. – Фельдмаршал, – прошептала она. – Вот оно как вышло…. – Матушка! Твое царствование будут помнить. Я счастлив тем, что служил тебе. – Прощай, фельдмаршал. Прости, ежели, обидела чем. – Прощай, государыня. К ней с другой стороны подошла Бенингна Бирон и упала на колени перед ложем императрицы. – Анна! – горбунья зарыдала. – Не плачь, Бенингна. Не по мне плакать надобно, а по вам. Вижу, что ваши горести токмо начинаются. Биронша схватила Анну за руку и прижала её к губам. Слезы катились и по глазам герцога Бирона. Он понял, что императрица уходит от него навсегда. – Прощай, Эрнест! – слабеющим голосом произнесла Анна. – Прощайте все! Это были её последние слова. Императрица Анна Ивановна умерла. Царица отправилась в небытие. Её царствование закончилось. *** Сразу, как только закрылись глаза императрицы, потеряла свое значение придворная кувыр коллегия. Многочисленные шуты и шутихи Анны, болтушки, арапчата никому стали не нужны. И можно было бы на этом закончить роман, но еще не зашла звезда герцога Бирона, который стал в русской истории «халифом на час»… Глава 3 Его светлость регент империи Российской. Год 1740, октябрь, 17 дня . Санкт-Петербург. Покои светлейшего герцога. На следующее утро после смерти государыни императрицы герцог Бирон оделся с небывалой пышностью. Слуги обрядили его в малиновый камзол с кружевами, красный кафтан с золотыми позументами, поверх которого возложили все регалии и ордена, как русские так и иностранные, коими был отмечен герцог Курляндии, Лифляндии и Семигалии. Сегодня Бирон должен воплощать в своей особе верховную власть империи. Потому его черный парик был завит с особым тщанием, и на его шляпе сияла бриллиантовая пряжка. Рядом с герцогом были Пьетро Мира и Лейба Либман, верные соратники Бирона. Пьетро на этот раз не одел положенных шутам полосатых чулок. Он выглядел как придворный кавалер. – Эрнест, – восторженно заговорил банкир. – В приемной полно народа. Придворные пришли встречать тебя как царя. Это твой час! Там послы держав иностранных: прусский – барон Мардефельд, шведский – барон Нолькен, и австрийский – граф Эстергази. Не видать только маркиза де ла Шетарди. Бирон посмотрел на себя в зеркало и остался доволен своим отражением. Он выглядел величественно. Как раз таким и должен быть регент. – Левенвольде пришел? – спросил Бирон Либмана. – Все курляндские дворяне в сборе, Эрнест. – Миних? – Фельдмаршала в приемной нет, – ответил банкир. – Не явился, – сказал Бирон. – Встречать меня ниже его заслуг. Ну да и бог с ним. Обойдемся и без фельдмаршала. А кто из русских там? – Много кто пришел. Бестужев-Рюмин, Никита Трубецкой, Андрей Ушаков…. – Хорошо, – прервал банкира герцог. – Мне стоит показаться. Не нужно заставлять себя ждать. – Ты регент и тебе все можно! – сказал Пьетро. – Пусть подождут. – Он прав, Эрнест, – поддержал Миру Либман. – Придворные любят сильных и властных правителей. Не давай им спуску. – Но я не природный монарх, Лейба. И про сие забывать не стоит. Пусть объявят о моем выходе. Либман вышел, чтобы дать распоряжение. Перед выходом герцога к придворным, его личный мажордом в кафтане с гербами герцогства Курдяндского, трижды стукнул посохом об пол и торжественно произнес: –Его герцогская светлость, повелитель Курляндии, Лифляндии и Семигалии, регент империи Российской герцог Эрнест Иоганн Бирон!

Конец ознакомительного фрагмента.