Шрифт:
Это были нехорошие, дурно воспитанные молодые люди. Они шумели, толкались, вероятно - сквернословили. Они, как говорится, нарушали...
Публика вела себя не лучшим образом.
Один газету читает. Другой в окошко загляделся. (Благо за окном сплошная тьма.) И так далее.
В Союзе я бы знал, как поступить. Я бы подошел к этим молодым людям и сказал:
– Заткнитесь! И добавил бы:
– Вон отсюда!
А если надо, треснул бы кого-то по затылку...
А тут я испугался. Языка толком не знаю. Порядков не знаю. Скажут что-то - не пойму. То ли извиняются, то ли дальше оскорбляют. А вдруг стрелять начнут? Может, у каждого - по нагану? Или - бритвой по физиономии...
Советский хулиган-он родной и понятный. Он если бьет, то монтировкой. Или трубой. Или доской от забора. Или пивной кружкой. Или вилкой, на худой конец. То есть - знакомыми, полезными вещами.
А у этого что на уме?..
Короче, сижу, читаю газету. А молодые люди продолжают нарушать. Старуху толкнули. Из горлышка выпили. Транзистор завели на полную мощность. В общем-ничего хорошего...
Читаю газету.
Вдруг поднялся мужчина средних лет. Американец. Худой такой. И ниже меня ростом. Подошел к хулиганам и говорит:
– Заткнитесь! И затем:
– Вон отсюда.
Чувствовалось, если надо, он может кого-то и по затылку треснуть.
И молодые люди заткнулись. И на остановке - вышли.
А мужчина сел и задремал.
К чему я все это рассказываю? А вот к чему. Я знал все английские слова, которые он произнес. И сам все это мог произнести без акцента.
Однако - не произнес. Я газету читал.
Как вы сейчас...
КОГДА-ТО Я РАБОТАЛ НА ЗАВОДЕ...
Когда-то я работал на заводе. Точнее - в заводской многотиражке.
На этом заводе произошел удивительный случай. Один мой знакомый инженер хотел поехать в Англию. Купил себе туристскую путевку. Начал оформлять документы. Все шло хорошо. И вдруг-отказ. Партком отказался выдать моему знакомому необходимые рекомендации.
Я спросил парторга:
– В чем дело? Ведь мой знакомый - не еврей?
– Еще бы!
– сказал парторг.
– Кроме того, он член партии.
– Естественно!
– сказал парторг.
– Так в чем же дело? Чего вы его не отпускаете?
Парторг нахмурился и говорит:
– Ваш знакомый слишком часто улыбается. И даже смеется. В том числе и на партийных собраниях. Есть свидетели...
– А, - говорю, - тогда понятно...
Улыбающийся человек неугоден тоталитаризму. Смеющийся - опасен. Хохочущий - опасен втройне.
Дома нас окружала тотальная безвыходная серьезность. Вспомните лица парторгов, милиционеров и заведующих отделами. Вспомните лица домоуправов, торговых работников и служащих почты. Вспомните лица членов Политбюро ЦК. Вспомните, например, лицо Косыгина. Беременным женщинам нельзя показывать такие вещи...
Сейчас мы в Америке. Строим новую жизнь. Реализуем изначальные демократические права. Право на собственное мнение. Право на материальный достаток. Право на творчество... И так далее.
И еще. Мы осуществляем великое человеческое право на смех и улыбку.
Смеемся над велеречивой тупостью и змеиным ханжеством. Над лжепророками и псевдомучениками. Над президентами и рыцарями велфейра...
Шесть месяцев выходит наша газета. Шесть месяцев я то и дело слышу...
– И чего вы смеетесь? Над чем потешаетесь? Такие несерьезные... В Камбодже - террор. В Афганистане - трагедия. Академик Сахаров томится в Горьком... И вообще, мир на грани катастрофы!..
Да, мир на грани катастрофы. И привели его к этой грани - угрюмые люди. Угрюмые люди держат в плену заложников. Угрюмые люди бесчинствуют в Камбодже. И гордость России, академика Сахарова, мучают тоже угрюмые люди.
И потому - мы будем смеяться. Над русофобами и антисемитами. Над воинственными атеистами и религиозными кликушами. Над мягкотелыми "голубями" и твердолобыми "ястребами"...
И главное - тут я прошу вас быть абсолютно внимательными - над собой!
ЭТО БЫЛО...
Это было в минувшую пятницу. Я познакомился с живым американским "левым". Я был уверен, что их не существует. Что господин Максимов сгущает краски.
И вот я познакомился с Эрни Данэлом. Он не коммунист, не заговорщик. Он даже не красный. Он - розовый, левый.
Эрни рассказывает о себе:
– Я родился в очень чопорном, богатом и гнусном семействе. Достаточно сказать, что моим крестным отцом был Рокфеллер. Поэтому я стал мятежником. Я возненавидел эстаблишмент и, главным образом, - моего папашу...