Шрифт:
Мне хорошо в нем даже в совсем провальных днях и ночах. Хорошо, как бывает под тихим снегом, в котором ты никуда не торопишься, кроме рук, обнимающих тебя даже тогда, когда ты кругом неправ, беспощадно постарел и превратился в ворчливого зануду.
Создавайте свои шедевры – только свои и ничьи больше…
Когда твой мир начинает раскачиваться, ты автоматически перебираешься на самую устойчивую его территорию. Так защищается психика. Она анестезирует твою боль, твой шок, твой стресс теми вещами, которые ты лучше всего умеешь делать, и они становятся спасительной шлюпкой, перевозящей тебя в нейтральные воды временной невосприимчивости к происходящему.
Помню бабушку с ее огромными лоскутными одеялами. Она шила их целыми днями и ночами, превращаясь в молчащего робота, методично извлекающего из старой наволочки разноцветные обрезки. Это означало, что все плохо.
Мой друг Лешка бежал, как Форрест Гамп, в любую погоду, наматывая километры своего отчаяния.
Майя, нежный цветок колдовского Питера… Когда я заставала ее рисующей на полу, с бомбежкой на голове, я понимала, что у нее так же, как у бабушки.
Когда не стало моей сестры, я положила трубку, сняла с полки книгу и читала ее, не вставая, до следующего утра. Не знаю, о чем она была. Но знаю, что она меня укрыла.
Один мой пациент как-то признался, что все свои потрясения пережил в гараже, разбирая инструменты и слесаря на маленьком станке.
Стас в обострения своего расстройства, когда бессильной становится даже самая тяжелая фармакология, волонтерит сиделкой у лежачих, перекрывая чужое бессилие своим состраданием и тем уходя от страдания личного.
Что ты любишь? Что можешь? Во что имеешь возможность спрятаться? Ремесло, творчество, работа, люди? Думай об этом сейчас. Вкладывайся в это до того, как мир покачнется. А он покачнется, к сожалению, потому что не качающихся никогда миров не существует. Все качаются, и ни один не оповещает заранее. И поэтому так важно иметь обихоженный островок, на который ты шагнешь в тот момент, когда помощь еще в пути, да и вообще непонятно, будет ли…
Все проходит. Но ни одни слова не раздражают больше этих в момент, когда это идет. Пусть у каждого будет куда шагнуть. Чтобы просто выжить сначала – а потом уже врачевать свои горькие раны.
Из чего черпаешь, тем и живешь. Так бывает всегда. Чем больше это понимаешь, тем бережнее становишься к своему личному пространству, оберегая его от разъедающих внешних кислот. И оставляешь телевизор только для переброса фильмов на большой монитор. И никогда уже не убиваешь часы, участвуя в интернет-войнах. И не отслеживаешь ничьей агрессии, не внимаешь диванным экспертам, не мониторишь чужую жизнь. И легко отличаешь тот юмор, в котором принял участие интеллект, от того, где интеллект заменили жалкими попытками не рассмешить даже, а «тупо поржать» над вымученными примочками. И читаешь лишь то, что откликается в уставшей от потоков информации голове. И легко избавляешься от толп, многотысячных записных книжек в телефоне, «нужных» контактов, ненужных застолий, этикетных мероприятий, протокольных праздников по календарным ритуалам.
И люди, которые близко, по-настоящему близки. И даже те, что не очень, интересны и приняты. А разные траектории с теми, от кого душно и пусто, больше не вызывают чувства вины – только радость.
То, что бережешь, бережет тебя в ответ – от гонок, склок, грохота, соревнований и прочего невроза будней. И вдруг просыпаешься однажды без привычной усталости, без страха предстоящего дня, без изматывающих обязательств.
А значит, появляются и силы. Чтобы жить, наконец, той жизнью, в которой ты не как арестант на заднем дворе, и не как надсмотрщик, и не как жалкий проситель любви, и не как невротичный ожидатель скорых катастроф, и не как озлобленный предъявитель претензий посмевшим не так на тебя посмотреть, и не как убитый исполнитель чужих ожиданий, и не как сетевой правдоруб, и не как истеричный «изображатель» лучшей версии себя, и не как страдающий без ежедневного признания отличник, и не как великий гуру несуществующих чудес, и не как коллекционер обид…
А как обыкновенный человек, уже все себе доказавший и посмеявшийся над своими же доказательствами. Потому что они не нужны.
Как тот, кто понял, что любовь – это просто, потому что взаимно.
Как тот, кто может долго сидеть на берегу своей судьбы, не мечтая о другой.
Из чего черпаешь, тем и живешь. И если жизнь видится слишком уж тяжело дающейся, то имеет смысл хорошо посмотреть, на чем же она, собственно, держится.
Сейчас и вправду нужна храбрость, чтобы остаться собой в своей собственной жизни, опираясь на собственный выбор, на собственные мысли, на собственный вкус. Потому что именно сейчас мы все попали в чудовищную полосу несвободы, которая отовсюду протягивает к нам свои щупальца.
Погуляйте по сети, и вы в два счета столкнетесь с агрессивным нарушением ваших личных границ на уровне замаскированной выдачи трендовых советов. Вы узнаете, например, что ваша одежда уже не имеет права на существование («Пять вещей, которые надо срочно выбросить!», «Снимите это немедленно!», «Как одеваться, чтобы не стать посмешищем?»).
Что ваш ремонт – вчерашний день, ваша мебель ужасна, ваши шторы следует сжечь, и все, чем вы себя окружили, – сплошной колхоз. Недавно испытала шок, когда в мирной вроде бы группе по дизайну интерьера целой толпой обгавкивали (другого глагола не отыщу) женщину, наивно поделившуюся информацией, что у нее (о ужас!) есть кухонная тряпочка.
Что если вы не успеваете с утра отфоткать хохочущих детей-вундеркиндов, самих себя в затейливой йоге, свежевспененный низкокалорийный смузи на стерильной «скандинавской» кухне – и все это в безостановочном позитивном настроении, то вы ужасные родители, не прокачавшие себя лентяи, и ваша жизнь – полное убожество.
И так во всем. Звучит кошмарно, но еще кошмарнее факт, что так много зависимых вот от этих сетевых тиранов, обслуживающих общество потребления, для которого крайне невыгодно, чтобы человек два сезона отходил в одних штанах (пусть и полностью его устраивающих) или влюбился в собственную кухню, не поскакав менять ее через год, устыдившись «неактуальной цветовой гаммы».